Рут Ренделл - Пусть смерть меня полюбит

Алан прочел первую страницу предисловия. «В нынешние времена, в отличие от многих других исторических периодов, мечта стала всем. Подумайте о том, в каком контексте мы применяем это слово. “Девушка моей мечты”, “Это было, как в мечтах”, “В моих самых смелых мечтах”. Реальность отвергнута человечеством как нечто безобразное и непригодное для жизни, то, чем следует пренебрегать, то, что нужно презирать в угоду призрачной стране фантазий». Несколькими страницами далее Алан обнаружил следующее: «Как же так вышло? Причину нетрудно найти. Общество не всегда было больным, не всегда гонялось за миражами и создавало химеры. До расцвета романов, случившегося примерно в 1740-х годах, когда человеку впервые была предоставлена возможность прожить чужую жизнь, когда художественная литература выпустила фантазию из ящика Пандоры, людям приходилось ладить с реальностью, жить в ней и любить ее». Алан поставил книгу обратно. Фунт и тридцать пенсов казались слишком большой ценой за нее, особенно потому – он улыбнулся про себя, – что в доме на Монткальм-гарденс было множество романов, которые он еще не прочел.

Но было несомненным: он продал душу и сбежал ради того, чтобы найти то, что Эмброуз Энгстранд называл реальностью, и потому решил, что лучше будет начать с визита на Пемброкский рынок. Черноволосой девушки там не оказалось, у нее был выходной, и Алан не решился спросить у продавца, где она живет, зато узнал, что ее зовут Роуз. Завтра он вернется, увидит Роуз и наберется смелости пригласить ее на прогулку вечером в субботу. Вечер субботы был предназначен для прогулок, как считал Алан, еще не осознав, что теперь для него каждый вечер был субботним.

Остаток дня он потратил на посещение Хейвардской галереи, речной круиз до Гринвича, а в кинотеатре в Вест-Энде посмотрел фильм Фасбиндера [36], от которого редкие волосы Уилфреда Саммита встали бы дыбом, хотя фильм был на редкость интеллектуальным и непонятным. В вечерних газетах не было ничего о Джойс, статьи на первой странице были озаглавлены «Новые требования о повышении заработной платы» и «Угон самолета компании “Сабена”». Через десять минут после того, как он вернулся в свою комнату, раздался стук в дверь.

За дверью стоял мужчина лет тридцати, с огненными волосами и очень бледной кожей, какая часто бывает у рыжих.

– Моя фамилия Локсли. Я решил зайти и поздороваться с вами.

Алан едва не сказал, что его фамилия Грумбридж, однако вовремя вспомнил.

– Пол Браунинг. Проходите.

Сосед вошел и огляделся.

– Нам повезло найти такое место, – заметил он. – Кстати, меня зовут Цезарь. Точнее, я сам зову себя Цезарем. Назвали-то меня Сесилом. В школьном спектакле «Юлий Цезарь» я играл заглавную роль и вроде как принял это имя.

– Вы действительно знаете сонеты Шекспира наизусть?

– Вам Уна сказала, да? – Цезарь улыбнулся. – Я не такой уж умник, просто у меня хорошая память. Уна – милая женщина, но сумасбродка. Она сказала мне, что сдала вам эту комнату, потому что вы читали какое-то эссе о кардинале Мэннинге. Не хотите пойти в «Элгин» или «Кенсингтон-парк» и пропустить чего-нибудь слабого?

– Слабого? – переспросил Алан.

– Ну, не крепкого то есть. Нет смысла в иносказаниях. Мы должны смотреть в лицо реальности, как сказал бы Эмброуз. Вы не против, если мы позовем с собой Уну?

Алан ответил, что не против, но если вдруг вернется ее муж? Цезарь посмотрел на него искоса и сообщил, что этого, слава богу, можно не бояться. Однако, вернувшись, он сказал, что Уна не может пойти, потому что ждет телефонного звонка из Джакарты, поэтому они отправились в бар отеля «Кенсингтон-парк» вдвоем.

– Это значит, что у нее нет мужа? – спросил Алан, когда Цезарь купил им по пинте горького пива. Это тоже был новый опыт – Алан в жизни никогда не «кутил в мужской компании» и даже не заходил в пивнушки, кроме как с Пэм по выходным. – Она вдова?

Цезарь покачал головой.

– Красавчик Стюарт жив и ошивается где-то в Вест-Индии со своей новой дамочкой. Я узнал это от Энни, моей девушки. Она когда-то была знакома со Стюартом – в те времена он был главным сердцеедом всего Хемпстеда. Уна – одна из самых одиноких людей, кого я знаю. Она никому не нужна. Но что тут поделаешь? Я предпринял бы что-нибудь сам, но у меня есть Энни.

– Должны же быть одинокие мужчины, – заметил Алан.

– Не так много. Уне тридцать два года. Она милая, но не красавица, верно? Большинство мужчин подходящего возраста либо женаты, либо состоят в отношениях. Она нечасто выходит из дома и ни с кем не встречается. Вы не намерены проявлять к ней интерес, я полагаю?

Алан покраснел, надеясь, что в полумраке бара этого не заметят. Он подумал о Роуз, ее приглашающей улыбке, ее изяществе… девушка из его грез, которые вскоре могут сбыться. Он подобрал слова, которые, как он думал, верно выражают его отношение к Уне:

– Она не кажется мне привлекательной.

– Жаль. На самом деле, ей бы съехать от Эмброуза. Конечно, он спас ее. Вероятно, сохранил ей рассудок и жизнь, но вся эта динамичная натура – это как Трильби и Свенгали [37].

– Почему она живет в его доме?

– Она была замужем за Стюартом Энгстрандом, который внешне просто «ах» и «ох». Я видел фотографии и скажу вам: не будь я гетеросексуален по самую макушку, я бы в него влюбился. У них с Уной была квартира в Хемпстеде, но он всегда шлялся где-то с другими женщинами. Энни говорит, что он не мог им противиться, а они не оставляли его в покое. Уна поняла, что больше не может этого выносить, и они расстались. У них была дочка двух лет, по имени Люси. Стюарт обычно забирал ее на выходные.

– Была? – прервал его Алан. – Вы хотите сказать, она умерла?

– Стюарт забрал ее на выходной на квартиру своей очередной женщины. Не жилье, а настоящие трущобы, скажу я вам. Они с женщиной отправились в пивнушку, а в их отсутствие Люси перевернула керосиновый обогреватель, и ее ночная рубашка загорелась.

– Ужасно.

– Да. Уна болела несколько месяцев. Красавчик Стюарт скрылся после того, как коронер [38]привлек его на дознание. Он заперся в коттедже в Дартмуре, оставшемся ему от матери. Тогда-то и вмешался Эмброуз. Он привез Уну сюда и присматривал за нею. В то время он писал свой главный труд, «Неоэмпирицизм». Так он себя называет – неоэмпирицистом. Но он на много месяцев отложил работу и делал все, чтобы помочь Уне. Это было три года назад. И с тех пор она живет здесь, ведет для него дом. Прежде чем уехать на Яву в январе, Эмброуз оплатил переделку цокольного этажа в жилой, с полной отделкой, и сказал, что Уне следует сдавать там комнаты и жить на вырученные деньги. Он заявил, что это научит ее принимать ответственность и смотреть в лицо реальности.

– Что случилось со Стюартом Энгстрандом?