Ю Несбё - Сын

– Интересная теория, – сказал Иверсен, всплеснув руками. – Я рассказал вам все, что знаю. Что-нибудь еще?

– Да. Я хочу встретиться с Близнецом.

Иверсен тяжело вздохнул:

– Но я не знаю никакого Близнеца.

Симон медленно кивал головой.

– А знаете что? Мы в Экокриме это так часто слышали. Многие сомневались, что Близнец существует в действительности, и считали его простым мифом.

– Судя по всему, возможно, так оно и есть, Кефас.

Симон поднялся.

– Прекрасно. Вот только мифы не контролируют год за годом рынок наркотиков и секса целого города, Иверсен. Мифы не истребляют беременных женщин по просьбе своих партнеров. – Он наклонился вперед, уперся обеими руками в столешницу и выдохнул так, что Иверсен почувствовал его старческий запах. – Мужчины не боятся мифов до такой степени, что готовы броситься в пропасть. Я знаю , что он существует.

Он выпрямился и пошел к двери, помахивая своим мобильным телефоном.

– Я начну собирать пресс-конференцию, когда зайду в лифт, так что вам стоит по-взрослому поговорить с вашим сыном прямо сейчас.

– Подождите!

Симон остановился у двери, но не обернулся.

– Я… посмотрю, что можно сделать.

Симон достал визитку и положил на стеклянную витрину с кока-кольным небоскребом.

– У вас с ним есть время до шести.

– Прямо в Гостюрьме? – недоверчиво переспросил Симон в лифте. – Лофтхус напал на Франка в его собственном кабинете?

Кари кивнула:

– Пока это все, что мне известно. Что сказал Иверсен?

Симон пожал плечами:

– Ничего. Он, естественно, захотел связаться со своим адвокатом перед тем, как заговорить. Пообщаемся с ними завтра.

Арильд Франк сидел на краю койки и ждал, когда его поведут в операционную. Его одели в больничную голубую рубашку, а на запястье повесили браслет с именем. Первый час боли не было, но сейчас она пришла, и маленький шприц, который в него всадил анестезиолог, не слишком помог. Ему, конечно, пообещали перед операцией большой шприц, который, по их словам, обезболит всю руку. Один хирург, утверждавший, что он «хирург-ручник», заходил к нему и во всех красках расписал, на что сегодня способна микрохирургия, сказал, что его палец уже прибыл в больницу и что срез настолько чистый и красивый, что, когда палец воссоединится со своим законным владельцем, нервные окончания начнут срастаться и он уже через пару месяцев сможет использовать палец «для разных вещей». Он, конечно, шутил ради благой цели, но Франк сейчас был не в настроении для подобного рода чуши, и он прервал хирурга вопросом о том, сколько времени понадобится для пришивания пальца и когда он сможет вернуться на работу. Хирург ответил, что сама операция займет несколько часов, и Франк, к удивлению врача, посмотрел на часы и глухо, но отчетливо выругался.

Дверь открылась, и Франк поднял голову. Он надеялся, что пришел анестезиолог, потому что сейчас у него сильно стучало не только в руке, но и в теле и голове.

Но вошедший не был одет ни в белое, ни в зеленое, это был высокий худой мужчина в сером костюме.

– Понтиус? – сказал Франк.

– Привет, Арильд. Просто хотел посмотреть, как у тебя дела.

Франк зажмурил один глаз, как будто так ему будет проще понять, какое дело привело к нему начальника полиции. Парр уселся на койку рядом с Франком и кивнул на перевязанную руку:

– Болит?

– Переживу. Вы охотитесь?

Начальник полиции пожал плечами:

– Лофтхус словно испарился. Но мы его найдем. Как думаешь, что он хотел?

– Хотел? – фыркнул Франк. – Этого, наверное, никто не знает. Он ведет какой-то запутанный крестовый поход.

– Вот именно, – сказал Парр. – Поэтому вопрос в том, когда и где он нанесет следующий удар. Дал ли он тебе какой-нибудь намек на это?

– Намек? – Франк застонал и согнул руку. – Не знаю, как он мог это сделать.

– Ну вы же, наверное, о чем-то разговаривали?

– Он говорил. У меня был кляп. Он хотел знать, кто был кротом.

– Да, я видел.

– Ты видел ?

– На тех листочках в твоем кабинете. На тех, что не были полностью залиты кровью.

–  Ты был в моем кабинете?

– Это дело первостепенной важности, Арильд. Парень – серийный убийца. С одной стороны, на нас давит пресса, а теперь еще и горсовет решил вмешаться. С этого момента я буду держать hands on [33].

Франк пожал плечами:

– Ну ладно.

– У меня есть вопрос…

– Меня сейчас будут оперировать, и мне очень больно, Понтиус. С этим можно подождать?

– Нет. Сонни Лофтхуса допрашивали по делу об убийстве Эвы Морсанд, но он не сознался. Ему кто-нибудь говорил, что до того, как его волос был найден на месте преступления, мы подозревали мужа убитой? И что у нас практически были доказательства того, что это сделал Ингве Морсанд?

– Понятия не имею. А что?

– Просто хотел знать. – Парр положил руку на плечо Франка, и тот почувствовал, как боль устремилась вниз, к кисти. – Но ты сейчас думай о своей операции.

– Спасибо, но на самом деле думать-то особо не о чем.

– Да, – сказал Парр, снимая прямоугольные очки. – Особо не о чем. – Он начал протирать очки с отсутствующим выражением лица. – Ты просто лежишь и позволяешь всякой всячине происходить с тобой, правда?

– Да, – ответил Франк.

– Позволяешь им сшить тебя. Восстановить твою целостность.

Франк сглотнул.

– Итак, – Парр снова надел очки, – ты рассказал ему, кто был кротом?

– Что это его собственный отец, ты хочешь сказать? «Аб Лофтхус, он сознался». Если бы я написал это на бумаге, мальчишка отрезал бы мне голову.

– А что ты рассказал ему, Франк?

– Ничего! А что я мог ему рассказать?

– Вот это мне тоже интересно, Арильд. Мне интересно, почему парень настолько уверен в том, что ты обладаешь информацией, что он не испугался вломиться в твою тюрьму, чтобы ее добыть.

– Мальчишка псих, Понтиус. У всех этих наркоманов рано или поздно наступает психоз, ты ведь знаешь. Крот? Господи, эта история закончилась вместе с Абом Лофтхусом.

– И что ты ему ответил?

– Что ты имеешь в виду?

– Он взял у тебя только палец. Всех остальных он убил. Тебе сохранили жизнь, значит ты что-то ему дал. Не забывай, я тебя знаю, Арильд.

Дверь открылась, и в палату вошли двое в зеленом.

– Кто здесь находится в радостном ожидании? – рассмеялся один из них.

Парр поправил очки:

– В тебе нет силы, Арильд.

Симон шел по улице, и в лицо ему с фьорда дул морской бриз. Он перешел набережную Акер-Брюгге и улицу Мункедамсвейен, сжатую после перекрестка домами, и быстро направился в сторону улицы Рюселёкквейен. Около церкви, втиснутой между жилыми домами, Симон остановился. Церковь Святого Павла была более застенчивой, чем ее тезки в других столицах мира. Католическая церковь в протестантской стране. Она неверно сориентирована, на запад, а сверху на фасаде у нее имелся только намек на колокольню. Лестница из трех ступенек, вот и все. Но эта церковь всегда открыта. Однажды поздним вечером во время кризиса он уже стоял здесь и раздумывал, надо ли преодолевать эти три ступени. После того как он все потерял, это был верный шаг, а потом он обрел спасение в Эльсе.