Оливер Пётч - Дочь палача и черный монах

Симон пожал плечами.

– В 1329 году тамплиеры уже двадцать лет были вне закона, – ответил он. – Может, хоронить немецкого магистра здесь было слишком опасно. Не исключено, что эта надпись – единственное, чего удалось добиться при тогдашнем священнике. – Он провел рукой по высеченным буквам. – А может, эту табличку оставили лишь для того, чтобы навести нас на верный след…

– Вместо того чтобы болтать без толку, можно просто проверить. – Палач вынул нож и принялся отковыривать раствор вокруг таблички.

– Но папа! – прошептала Магдалена. – Если нас увидит пастор…

– Пастор сейчас готовится к вечерней службе и, наверное, упивается церковным винцом, – ответил Куизль, не прерывая своего занятия. – Но ты, если хочешь, можешь спросить у него разрешения.

Вскоре вокруг таблички образовалась бороздка. Палач взялся за нож, как за рычаг, и табличка выпала в рыхлый снег.

За ней открылась лишь серая порода.

Симон постучал по ней. Камень был твердый. Им открылся лишь участок огромной каменной глыбы. Незыблемой, как и все булыжники, из которых выстроили церковь.

– Проклятье! – крикнул он. – Такого просто быть не может! Этот рыцарь нас за дураков держит?

Лекарь пнул по мерзлой стене, что ей нисколько не повредило. Зато у Симона заболели обмороженные пальцы. Наконец он медленно вдохнул и выдохнул.

– Хорошо. Загадка привела нас к базилике, – пробормотал он. – Здесь мы нашли надгробную плиту. Что мы недоглядели?

Палач поднял табличку, до сих пор лежавшую на снегу.

– Sanctus Cyriacus, salva me , – проговорил он. – Спаси меня, святой Кириак… Странно, что он выбрал именно этого святого. Насколько я знаю, этот самый Кириак был мучеником, которого облили кипящим маслом, а потом обезглавили.

– В предсмертный час святой Кириак выступает святым защитником от искушений, – сказал Симон. – Для тамплиера, обвиненного в измене и содомии, не такой уж и плохой покровитель.

– А в церкви разве не четырнадцать святых нарисованы? – спросил Куизль. – Святого Кириака я среди них не видел.

Симона бросило сначала в жар, потом в холод. Святые помощники на южном нефе! И как он сразу не догадался?

Не дожидаясь остальных, он обежал вокруг церкви, влетел внутрь и оказался у бокового нефа перед изображениями святых помощников. Они выстроились друг над другом парами. На самом верху находилась святая Варвара, покровительница умирающих и защитница от огня и молний; за ней следовали святой Христофор и святая Маргарита, покровительница рожениц; святой Георгий и святой Власий, защищавший от болезней горла. Далее следовали еще девять помощников, однако святого Кириака среди них не было.

Место его занимал другой святой, имя которого значилось мелким шрифтом под изображением.

Sanctus Fridericus. Святой Фридерик…

Прочитав надпись, Симон едва не рассмеялся. Вероятно, никто из множества прихожан до сих пор не обратил внимания на ошибку. Святой этот был изображен в епископских одеяниях, митре и с посохом. Правую руку он, словно принимая под свою защиту, простер над крепостью, которая возвышалась на горе, покрытой лесами. Присмотревшись внимательнее, можно было разглядеть, что он касался крепости указательным пальцем.

Тем временем к фрескам подошли Куизль с дочерью. Симон показал на изображение святого Фридерика.

– Он сотни лет всех водил за нос! – выкрикнул он со смехом, так что некоторые из молившихся женщин укоризненно на него оглянулись. – Святой Фридерик! – добавил он шепотом, но все еще ухмыляясь. – Он просто использовал собственное имя! Вот это, я понимаю, богохульство!

– Но что же тот тамплиер хотел нам этим сказать? – спросила Магдалена и растерянно взглянула на фреску. – Может, он просто смеется над нами?

Куизль приблизился к изображению почти вплотную. Наконец он легонько тронул крепость рядом со святым. Там вырисовывалась бурая точка, размером не больше мушиного пятнышка.

– Вот, – сказал палач. – Это здесь.

Из недр своего плаща он вынул шлифованную линзу и поднес ее к пятнышку. Сквозь нее вдруг проявились два слова, написанные тонкими неровными мазками:

Castrum Guelphorum…

– Старый замок Вельфов, – прошептал Симон. – На вершине горы Шлоссберг над Пайтингом. Господи, от него же остались одни развалины… – Он вздохнул и потер уставшие глаза. – Боюсь, поиски затянутся дольше, чем мы ожидали вначале.

Снаружи, на церковном кладбище, стоял незнакомец в черных одеждах и расточал сладковатый фиалковый аромат. В дрожащих руках он сжимал каменную табличку, которая осталась лежать на снегу.

Возможно ли такое? Палач все еще разгуливал среди живых и, вероятно, обнаружил новый знак! Возможно, такова часть божьего промысла, что этот Куизль не задохнулся в саркофаге. Незнакомец счел подобный способ убийства наиболее подходящим тому, кто сам столько людей отправил на тот свет. Что ж, человек этот остался жив и нашел разгадку. Он, его дочь и этот всезнающий лекарь… Почему же им самим это не удалось? Разве не было в их рядах сведущего знатока? Они тоже прочли изречение на мраморной табличке в крипте, но до такого додуматься не смогли.

Уже который день они, как оборванные скитальцы, ютились в крестьянских сараях, лишь бы не вызывать подозрений. Они жили на одном только хлебе и собственной вере, они мерзли и молились, и единственное, что их поддерживало, это осознание, что они избранные. Избранники Господа. Deus lo vult …

Незнакомец выругался на латыни и следом прочел короткую молитву, испрашивая прощения у Творца за свое маленькое прегрешение. И попытался упорядочить мысли.

Собственно, все было предельно просто. Они и дальше, словно гончие, будут следовать по пятам за этими троими. Отыщут сокровище, и магистр даст им свое благословение. Они заслужили место в раю, хоть путь туда холоден и тернист.

Незнакомец перекрестился и улыбнулся, затем осторожно положил табличку обратно в снег и, спрятавшись за надгробной плитой, стал ждать, пока те трое выйдут из базилики.

Первоначальная радость Симона по поводу подсказки, обнаруженной в базилике Святого Михаила, в одночасье сменилась замешательством и гневом. Причина тому упрямо шагала рядом с ним. Они с Магдаленой молча шли по узкой тропинке в сторону Шонгау. Несколько раз дочь палача поскальзывалась, но когда Симон пытался ей помочь, она резко отталкивала его руку. Что с ней случилось? Ни слова одобрения о его находке, только это молчание.

Куизль распрощался с ними еще в Альтенштадте. Он с ворчанием скрылся в узком переулке и только бросил через плечо, что ему нужно уладить кое-что с кузнецом с Мельничной дороги. Рано утром он по распоряжению секретаря должен явиться на рыночную площадь, чтобы с отрядом горожан прочесать леса вокруг Шонгау и разыскать банду грабителей. Симон понимал, что по этой причине в ближайшие дни на Куизля рассчитывать не сможет. Кроме того, лекарь предполагал, что имелась еще одна причина, по которой Якоб расстался с ними уже в Альтенштадте. Палач хотел оставить их наедине; он наверняка чувствовал, что между Симоном и Магдаленой что-то не заладилось. Но он прогадал. С самого начала они с Магдаленой не обменялись ни словом. Когда перед ними уже показались ворота Шонгау, у Симона лопнуло терпение.