Клод Изнер - Три стильных детектива

– Так, значит, нет никакого яда? – разочарованно уточнил Виктор.

– Вот именно! – взвился месье Шодре. – По вашей милости я потратил впустую несколько драгоценных часов! Уже получил за это нагоняй от супруги и выслушал упреки клиентов! Вот уж не замечал за вами склонности к таким злым шуткам, месье Легри! И впредь упражняйтесь в остроумии на ком-нибудь другом!

– Но я тут ни при чем, уверяю вас…

– О, ну конечно!

Несмотря на отповедь месье Шодре, из аптеки Виктор вышел в прекрасном настроении, которое, однако, не погасило в нем неясной тревоги. Теперь он знал, что ни Таша, ни ребенку ничто не угрожало… в тот момент, когда Таша собиралась съесть пряничную свинку. Но что означал этот подарок? Кто прислал лакомство и почему? Возможно, это было предупреждение – мол, в следующий раз, приятель, я не буду таким добрым и кто-нибудь из твоих близких, отведав моего угощения, разделит судьбу Тони Аркуэ, Жоашена Бландена и Аженора Фералеса!

Виктор снова почувствовал страх и гнев, но смутная тревога всё пересилила. Отчаянное положение: продолжив расследование, он запустит механизм, подобный тому, что на оперной сцене приводит в движение колосники, только вместо занавеса на голову кого-то из его близких упадет нож…

Вдруг в памяти всплыли слова месье Шодре о том, что пряничная свинка была черствой и тот, кто ее съест, рискует подавиться и задохнуться. Но ведь именно так умерла мадам Бруссар, жена владельца скобяной лавки…

Полина Драпье провела ночь, свернувшись клубком у дощатой стенки разломанного железнодорожного вагона. Она прибежала сюда в приступе паники и, обессиленная, уснула. Накануне вечером, возвратившись с уроков на улице Шарантон, она снова застала дверь фургона приоткрытой и на сей раз обнаружила в своем жилище уже двенадцать карточек бон-пуэн – семь из них были выложены на кушетке в вертикальный ряд, пять – в горизонтальный, так что получился крест, знак, не оставлявший никаких сомнений в том, что ее ждет, если она осмелится кому-нибудь рассказать об увиденном месяц назад во дворе дома мадам Арбуа.

Проснувшись, Полина с трудом уняла дрожь, охватившую ее при воспоминании о прошлом вечере, и побрела к своему фургону. Там поспешно собрала школьные учебники и пожитки. Пролистала «Франсинэ» – пригласительная открытка на представление «Коппелии» в Опера́, запрятанная между страницами, исчезла. И тут она услышала странные звуки.

Кто-то плакал.

Полина подкралась к окну, трясущейся рукой отодвинула занавеску и выглянула. Сумерки медленно растворялись в молочно-белом рассвете. Облака тумана погребли под собой гласисы фортификаций. И снова раздалось жалобное хныканье. Ребенок?.. Полина набралась смелости, резко распахнула дверь и… увидела кота. Очень знакомого кота. Он поднял на нее изумрудно-зеленые глазища.

– Господин Дюверзьё! – Полина подхватила зверя на руки – он так исхудал, что почти ничего не весил. – Бедный Господин Дюверзьё, ты проголодался? – Поставив кота на пол фургончика, она из плетеной корзинки достала сосиску, мелко порезала ее. – Вот, ешь всё, я сейчас не смогу проглотить ни кусочка… Теперь нас двое. – Девушка вздохнула. – И мы оба в отчаянном положении.

Полина почувствовала, что не дождется 18 апреля – начала Тронной ярмарки, – чтобы переехать с фургоном на площадь Нации. Одна с котом в крошечном жилище на колесах, в каких-то сотнях метров от дома бедной Сюзанны Арбуа, нашедшей смерть на дне колодца, она обмирала от страха и не могла ни о чем думать, кроме той ужасной тени в плаще с капюшоном. Промучившись так какое-то время, Полина вскочила, схватила пожитки, посадила кота в корзинку и выбежала из фургона. Недавно приятельница мадам Селестен – Луиза Вебер – предлагала приютить ее у себя на пару дней, если гостья согласится присматривать за домиком в отсутствие хозяйки.

Лет десять назад Луиза Вебер покорила весь Париж, выступая на подмостках «Мулен-Руж» под псевдонимом Ла Гулю [356]. Пышные юбки из шестидесяти метров кружев взлетали выше головы от взмаха ножки, затянутой в черный чулок, – этим номером она и прославилась. Потом Монмартр канкана, Салиса и Брюана [357]остался лишь в воспоминаниях. Ла Гулю исполнилось двадцать восемь лет, она сохранила былое очарование, но рождение ребенка преждевременно состарило ее. Танцовщица прекратила выходить на большую сцену, однако перед публикой по-прежнему появлялась. На собственные сбережения она поставила ярмарочный номер: в мавританском костюме, в окружении нескольких статисток являла взорам чувственный хореографический этюд под названием «Пляска альмы» [358]. С этим номером Луиза Вебер недавно перекочевала с Тронной площади на праздничные гулянья в Нейи. Весной 1895 года в рекламных целях она упросила своего старого знакомого Тулуз-Лотрека расписать фасад ее домика. Тот согласился, и Ла Гулю обзавелась двумя «фресками» три метра на три. Слева от входа художник изобразил саму хозяйку на пике славы рядом с Валантеном ле Дезоссе [359], справа – ее же в образе альмы перед зрителями, среди которых можно было узнать Габриэля Тапье де Селейрана, Поля Сеско, Жанну Авриль, Феликса Фенеона [360], Оскара Уайльда и собственно Тулуз-Лотрека.

Несмотря на страх, Полина Драпье решила воспользоваться предложением. До Тронной площади она добралась, когда там в шуме, толчее и ругани заканчивался монтаж последних строений. Домик Ла Гулю девушка нашла по описанию, которое ей дала мадам Селестен. Кстати, в репортаже газеты «Фэн де сьекль» по поводу работы Тулуз-Лотрека говорилось вот что:

Два настенных панно снискали оглушительный успех <���…> Потрясающие картины…

А «Ви паризьен» высказалась так:

Это грандиозная насмешка Тулуз-Лотрека, художника крайне эксцентричного. На сей раз он решил развлечься, обратившись к народному творчеству, наглому и лихому: сама толпа запечатлена в настенной росписи, неистовство символического городского гулянья! Кричащие цвета, немыслимый рисунок – и все же это действительно забавно, и чувствуется беспримерная ирония художника в том, что на первом плане он изобразил Оскара Уайльда! О! Как приятно видеть человека, который бесстрашно потешается над публикой!

Встретила Полину мадам Селестен и ознакомила с окрестностями. Но принять ее приглашение на завтрак девушка постеснялась. Сославшись на головную боль, она заперлась в домике Ла Гулю, повернув ключ на два оборота, и молила Всевышнего о том, чтобы тень в плаще с капюшоном никогда не нашла ее здесь. Мурлыканье и само присутствие Господина Дюверзьё ее немного успокоили, Полина смогла наконец отвлечься от страшных мыслей и немного отдохнуть, но когда свечерело, ее снова охватил ужас. Чудовищное видение – задушенная Сюзанна Арбуа – встало перед глазами, лишив способности соображать.