Клод Изнер - Три стильных детектива

Вышла Таша, одетая по-домашнему просто: в легкую длинную блузу, из-под которой виднелась нижняя юбка, с распущенными волосами – и Ломье отметил про себя, что в такой одежде она еще краше.

– Морис! Какой сюрприз! Вы к Виктору? Он бреется, сейчас я его позову… – Она хотела направиться в ванную, но художник сжал ее локоть.

– Минутку, ласточка, позволь мне побыть хоть минутку с тобой наедине. Ты хорошеешь с каждым днем!

– Дорогой! – крикнула Таша, мягко высвобождаясь. – К тебе пришли!

Морис Ломье разочарованно вздохнул. Услышав громкое мяуканье, опустил взгляд и увидел, что о его черные брюки трется кошка.

– Чудесно, теперь я буду весь в шерсти! – пробормотал он, и в этот момент к нему вышел Виктор.

– Ломье! Какими судьбами? Вы уже завтракали? Хотите кофе?

Они прошли на кухню, где Таша уже готовила для них кофе.

– Как поживает Мими? – вежливо поинтересовался Виктор.

– Она передает вам привет. Если позволите, я стащу у вас для нее один круассан. Мими редко ест досыта, бедняжка.

– Что вы говорите?! – воскликнула Таша.

– Чистую правду, моя красавица! Простите за фамильярность, Легри. Вы, должно быть, уже забыли, что удел живописцев – пустой кошелек.

– Но вы, кажется, не так давно были на пути к успеху. Помните, вы показывали мне наброски к портрету Жоржа Оне [171]? – возразила Таша.

Морис Ломье и Виктор искоса поглядывали друг на друга. Виктор вертел сигарету между пальцами.

– Вы в затруднительном положении, Ломье? Двадцати франков достаточно?

Тот поначалу отказался, но когда Виктор протянул деньги, живо спрятал их в карман.

– Увы, пристрастия меняются так быстро. Мой стиль письма наскучил господам литераторам и светской публике. Они считают его слишком академичным… И вот, извольте, я снова не у дел. – Ломье стряхнул крошки с рукава и поднялся. – Благодарю вас, верну как только смогу. О, кстати! – Он достал из кармана и вставил между кофейником и чашкой два приглашения. – Вы непременно должны посетить эту выставку. Ваш покорный слуга тоже внес свой скромный вклад. Там будет представлена акварель, масло, скульптура, в том числе работы Родена. Открытие послезавтра, в кафе «Прокоп», в семь вечера.

Таша пробежала глазами приглашение, в котором было перечислено несколько имен. Опять он !

– До скорого! У меня назначена встреча с приятелем на площади Сен-Сюльпис, – бросил Морис Ломье и направился к выходу.

– Подождите меня, я оденусь… – остановила его Таша. – Мне нужно к покупателю на набережную Конти, пойдемте вместе.

– Ты мне ничего об этом не говорила, – расстроился Виктор.

Она поцеловала его в щеку и шепнула:

– Это знакомый сэра Реджинальда, он в Париже проездом… Прости мою забывчивость. Я вернусь до полудня, обещаю, милый.

– Можешь не спешить, я весь день буду в книжной лавке, – буркнул Виктор.

Так всегда – Таша свободолюбива, и с этим ничего не поделаешь. Кошка подошла к нему, и он задумчиво почесал ее за ушком.

– Привет, Пятница, меня зовут Робинзон… Придется нам с тобой набраться терпения, крошка, – прошептал он.

Недалеко от оперного театра экипаж застрял в пробке, образовавшейся из-за столкновения парового трамвая и грузового фургона. Обругав все средства передвижения, которые не только наполняют столицу смрадом, но и представляют собой опасность, кучер надвинул шапку на глаза и задремал. Морис Ломье протянул к Таша руки, она резко отодвинулась.

– Итак, ты на мели? – спросила она.

– У меня всегда бывали взлеты и падения. В сентябре нам с Мими было совсем туго, но я верю, благоденствие не за горами. Один мой приятель знаком с торговцем, который продает картины буржуа, желающим украсить свои дома. Их не интересует современное искусство, им нужна только классика, ты меня понимаешь?

Улучив мгновение, он попытался ее обнять.

– Держи руки при себе, Морис! – с напускной строгостью сказала она и щелкнула его по носу.

– Злюка! – нахмурился он.

– Это тебе не только за нахальные ухаживания, но и за то, что ты предаешь свои идеалы!

Пробка наконец рассосалась, и экипаж тронулся с места.

– Легко читать мораль другим, когда ты замужем за обеспеченным книготорговцем. А что касается меня, то я ни от чего не отрекался, все осталось здесь. – Он выразительно постучал указательным пальцем по голове. – Но пока искусство не дает мне средств к существованию, придется зарабатывать на жизнь иначе.

– Интересно, как?

– Все просто: поступает заказ на дюжину одинаковых сюжетов. Каждый художник – а я вхожу в команду пейзажистов – выбирает себе три темы. У меня это долина, по которой течет река, рыбаки в бретонском порту и деревенская свадьба. Кто-то пишет натюрморты, охотничьи сцены, лунный свет в горах… да все что угодно. Я могу намалевать такой шедевр за двенадцать часов. Конечно, поначалу больших заработков не будет, к примеру, за полотно размером сорок на тридцать три мне заплатят тридцать сантимов, да еще и краски придется покупать за свой счет.

– Не слишком воодушевляет!

– Согласен. Поэтому я хочу открыть свое дело и продавать свои работы гуашью с торгов по двенадцать-пятнадцать франков за пару, в позолоченной рамочке. Вешай в столовой и любуйся на здоровье!

– Это еще хуже! Морис, тебе не стоит растрачиваться на подделки!

– Брось! Мы с Мими хотим жить как люди. Тебе это кажется странным? То, что нам надоело перебиваться с хлеба на воду. А так я поднакоплю деньжат, сниму студию, и тогда… все узнают про мой талант!

Таша посмотрела на него с сомнением, но решила не спорить. Она вспомнила, как еще не так давно сама прозябала в мансарде на улице Нотр-Дам-де-Лоретт. Разве вправе она осуждать менее удачливого товарища? К тому же она поехала с ним вместе вовсе не для того, чтобы выяснить источники его доходов.

– На этой выставке в «Прокопе», судя по всему, будет много участников. Я знаю кого-то из художников?

– Двух-трех человек. Там будет много иностранцев: девица из Шотландии, которая пишет портреты пастухов в килтах, скульптор из Румынии, отливший столько бюстов Дидро, что ими можно заставить весь Монмартр, бельгиец, изображающий шахтерские поселки под дождем… А еще какой-то итальянский скульптор, я о нем ничего не слышал, как и о двух немцах: один, по слухам, добился успеха в Берлине. Кажется, все: нет, еще гречанка-миниатюристка.

Экипаж резво катил к улице Риволи, и скорость раззадорила художника, но его поцелуй скользнул мимо щеки Таша, вовремя предугадавшей этот маневр.

– Как, неужели мне не положено даже скромного поцелуйчика в память о прошлом? Телемская капелла, Бибулус… И несколько сеансов, когда ты мне позировала… У тебя восхитительная грудь! О, я предчувствую, что скоро к ней прильнет маленький крепыш!