Барри Лансет - Убийства в «Маленькой Японии»

– И кого мне винить в этом? – спросил Оги.

– Никого. Броуди слишком опытен и умен. Гэс даже не догадывался, что раскрыт, пока не появились копы.

Оги был одновременно и рассержен, и заинтригован. Вероятно, так оно и есть, подумал он, учитывая наследственность антиквара. Яблоко от яблони недалеко падает. Сын Джейка Броуди унаследовал отцовский талант, которым не пользовался в полной мере при своем нынешнем занятии. Если только антикварный магазин не являлся обыкновенным прикрытием. Возможно ли это? Нет, едва ли. Он унаследовал половину фирмы отца и работал на два фронта. Конечно, не поленился повесить небольшую бронзовую вывеску при входе в свой магазин, но специальной подготовки не прошел.

Как ни сдерживался Оги, его злость прорвалась наружу:

– Не смей нарушать приказ! Держись от него на дистанции!

– Хорошо, если вам так угодно. Но только здесь сейчас поднялась суматоха, как в святилище Мейджи в канун Нового года, мой господин. Полиция, Лизза Хара, японская пресса, звонки из Токио.

Лизза Хара? Токио? Вот это нуждалось в проверке. Но позже. На сегодня важнее всего было сохранять спокойствие и терпеть, а терпения у Оги было более чем достаточно, чтобы сдерживать любые неразумные порывы Дермотта. Вот почему столь немногие мужчины годились на роль подлинных лидеров. Большинство имели склонность к излишней панике или чрезмерной реакции на события. При правильной мотивации полные энергии молодые люди легко воспитывались как идеальные машины для убийства, но руководство… Здесь все обстояло иначе. Отец Оги начал готовить его к роли вождя с десятилетнего возраста, а отца точно так же воспитывал дед. За четырнадцать поколений, сменявших друг друга триста лет со времен самого генерала, клан Оги превратился в невидимую правящую династию, потому что навыки лидеров его мужчинам прививались с юности. Их предками были закаленные самураи. Они умели при необходимости становиться лишь тенью от тени. Клан Оги воспитывал мужчин-стратегов, наделенных даром предвидения, умевших покорять своих подчиненных, делая их преданными себе душой и телом. Они знали, когда проявить мягкость, а когда становиться беспощадными. Только несколько чужаков за всю историю Соги сумели проникнуть внутрь круга, но каждый из них бесследно исчезал, когда для этого возникали условия. Дермотт проявлял совершенно преждевременную и вредную инициативу, и это было еще мягко сказано.

– Броуди действует по просьбе своего друга из полиции, – сказал Оги. – Привлечь к делу консультантов из Японии? Это свидетельствует о том, что лейтенант сообразительнее остальных копов. Но что с того? Полицейские отработают все версии, а результат окажется нулевым. Приятеля Броуди понизят в звании и переведут на другую работу, а сам Броуди снова вернется к своим картинкам и старым горшкам.

– Боюсь, он еще долго останется для нас занозой в заднице. Броуди летит в Токио.

– Почему ты так считаешь?

– Ему позвонили и предупредили о нас.

И Дермотт изложил суть телефонного разговора о пропавшем лингвисте. Оги слушал, но не испытывал ни страха, ни удивления. У Броуди хватало знаний, чтобы обратиться к нужным людям, и потому рано или поздно кто-нибудь из них мог неожиданно подсказать ему источник происхождения кандзи. Оги умел признавать чужие таланты, и в этом тоже заключалась его сила. Вероятно, им все-таки придется разделаться с Броуди. Но на данный момент важнее всего сохранить статус-кво.

– Им почти ничего не известно, но я все равно обо всем сообщу в деревню, – произнес Оги.

– Проще разрешить мне устранить его.

– Нет. Только не в Сан-Франциско. Полиция вновь переполошится, а нашему клиенту лишняя шумиха ни к чему.

– Тогда в Токио? Я мог бы улететь туда более ранним рейсом.

Оги сдержал раздражение, напомнив себе, что рвение – именно та черта характера, которую он стремился развивать в своих подчиненных.

– Ты же знаешь, что Токио – табу.

– Как вы думаете, он отправится в деревню?

– Этого я пока не знаю.

– Так, может, я хотя бы…

– Нет. Твоя задача сейчас – наблюдать. И между прочим, ты мог бы уже нащупать его уязвимые места. Времени прошло достаточно.

Находившийся от Оги в трех тысячах миль Дермотт впервые улыбнулся:

– Такое место есть, сэр. Это его дочь.

По тону, каким была произнесена фраза, Оги понял, что его солдат доволен, и решил, что и сам, пожалуй, разделяет его чувства.

– Отлично! Ничего лучше и быть не может.

«Прилетайте в Токио как можно скорее, Броуди. Они не убивают у себя на заднем дворе».

В ту ночь я никак не мог заснуть. Что узнал Нода? И кто такие, черт возьми, эти «они»? У меня возникло искушение позвонить детективу еще раз, но я знал, что в своей предыдущей инкарнации Нода, должно быть, обучал упрямству ослов. Он теперь ничего не скажет, пока я не прилечу в японскую столицу. Но более всего меня встревожил его голос. Под профессионально спокойными интонациями я уловил нотки страха. Не за себя. За меня. Нода знал свое дело. Если он настаивал, что мне необходимо позаботиться о своей безопасности, только глупец проигнорировал бы его совет.

«Не изображайте героя. Они умеют подкрадываться к людям незаметно». Что же это за люди, которые умеют быть невидимыми? Реплику Ноды вызвала история слежки за мной, а потому напрашивался первый вывод: наши враги обладали способностью исчезать там, где, казалось бы, вообще негде спрятаться. И они могли расстрелять целую семью, не оставив следа, если не считать таинственного знака, смысла которого никто не в состоянии постигнуть.

Безотчетная тревога все больше овладевала мной. Насколько велика грозящая мне опасность? Или Ренне? И приведет ли меня это расследование в итоге к убийцам моей жены?

Я подошел к окну. Моросящий дождь полупрозрачным занавесом стоял между мной и городом. Мост выглядел величественно и гордо – окрашенные в абрикосово-оранжевые тона металлические конструкции отчетливо вырисовывались даже сквозь пелену дождя, вот только его успокаивающее магическое воздействие сейчас не ощущалось.

Тревога не только не унималась, но и усиливалась. Они где-то там. В этом не приходилось сомневаться. Мои бесплодные метания по Азии после смерти Миеко, отсутствие результатов в полицейском расследовании преступления в «Маленькой Японии» – у меня накопилось столько вопросов, на которые не было ответов, что это становилось просто непереносимым. Но больше всего раздражало то, как я стоял и бесцельно смотрел в окно, хотя каждый нерв, каждая клетка моего тела взывали к действию. Какому угодно, но действию. Я мысленно вернулся к основному событию последних дней. «Маленькая Япония». Может, это неплохая идея еще раз все там осмотреть, прежде чем я улечу в Токио?