Франк Тилье - Медовый траур

От возбуждения во рту появился соленый привкус. Я стал перебирать листы, напрягая глаза в попытке отделить белое от черного, явственное от намека. И, будто на картинках с оптическими иллюзиями, лицо стало появляться опять и опять. Всякий раз скрытое, и скрытое на удивление искусно. Вот оно в окне – сливающееся с беспокойными тучами. Вот проступает на мраморе склепа. И вот еще – на поверхности озера, в которое рушится водопад. Нигде нет прямого, открытого взгляда, нигде не различить черты. Всякий раз – только спрятанное отражение.

Да, это его глаза смотрят с рисунков, этот ребенок – он сам, и сейчас он вытаскивает на поверхность свои детские травмы. Как тогда, так и теперь убийца не переносит взгляда в упор. Изрезанные портреты актеров. Вивиана, умершая с заклеенными глазами. Ее дочь, которую насильник поворачивал к себе спиной. Зеркало на потолке трюма.

Рисунки… Низкие своды, склепы, скелеты, насекомые. Может быть, ребенком его запирали в каком-то месте, наводившем на него ужас, в страшном подвале с пауками или в стенном шкафу, где летала моль и зудели комары? Почему повторяется изображение связанной женщины? Что означают крестообразные надрезы у нее на груди? Ее избивали? Истязали?

А кто эти люди со слипшимися головами и острыми зубами, которыми они угрожают скрюченному малышу?

Что пришлось вытерпеть мальчику, если, став взрослым мужчиной, он принялся так жестоко отнимать жизнь у других?

Ребенок… Может быть, вместо того чтобы искать в настоящем, стоит… стоит порыться в прошлом…

Я снова просмотрел записи о Тиссеранах. Парижская клиника, где оценивали степень опасности пациентов… Двадцать лет работы с тысячами больных. Двадцать лет… Надо направить наши поиски далеко вглубь, вернуться к истокам. Когда убийца был еще очень молодым, возможно подростком…

До Парижа оба, муж и жена, работали в Гренобле… Психотерапевтами в психиатрической больнице… Об этом – никаких сведений. Ничего. Я нарисовал красным фломастером в самой середине листа большой вопросительный знак.

Размял запястья, съел еще несколько печений. Убийца становился все ближе и ближе, теперь я каждым позвонком ощущал его дыхание. Чудовище наблюдало за мной, выглядывая из своих рисунков.

Шум за спиной. В кухне. Бросаюсь туда. Пусто. Окно открыто, во дворе играют дети, лают собаки. Под столом – никого…

Возвращаюсь в гостиную. Там, среди рельсов, валяется пустая чашка. Шерсть встает дыбом.

Да нет же, чашку ты сам опрокинул, когда помчался на кухню! Как она могла войти? Ты же запер дверь на ключ!

Я на всякий случай обшарил квартиру, потом уселся на прежнее место и стал думать дальше. Сердце билось чуть быстрее, чем раньше, жар из тела выходил наружу через лоб, а пальцы… Я зажал руки между колен… А потом запустил электропоезда: они куда более шумные, чем паровозы, и привычный грохот меня успокоил.

Я вернулся к тексту, вырезанному в верхней части колонны, и перечитал последнее неясное место. «И тогда бедствие под трубные звуки распространится, и во время потопа ты вернешься сюда, ибо все заключено в свете». Я облизал губы. Да, это он очень ловко вывернул – все дело действительно в свете. В том самом, который позволил найти среди волн «Всемирного потопа» пятьдесят два имени.

Но зачем «возвращаться сюда», то есть в церковь? Для того, чтобы обнаружить еще один скрытый след? Но ведь, по словам энтомолога, исповедальню внимательно осмотрели в ультрафиолетовых лучах. И там не было никаких надписей невидимыми чернилами, вообще ничего невидимого, кроме феромона на теле жертвы. Леклерк тогда на барже попал в точку: если на месте преступления не спрятан текст, зачем бабочки? Надо искать не текст, что-то иное. Что? И где? В свете витражей, за тимпаном… или же…

«Апокалипсис… Этот текст состоит из тайных кодов, из скрытых сообщений. Все таится в глубине, за словами», – сказал Поль Лежандр. Все таится за словами …

Сердце пустилось вскачь. Двадцать секунд спустя мои ноги бешено мчались вниз по ступенькам. Лестницу, скорее, очень длинную лестницу! И еще – лампу с ультрафиолетовым излучением.

Потому что это с самого начала было написано на верхней части колонны в храме…

«…Ты вернешься сюда, ибо все заключено в свете»…

И на двенадцатиметровой высоте, под мощными сводами церкви в Исси, в ультрафиолетовых лучах проявилось имя. Незнакомое имя – белыми буквами – наискосок по прежнему предупреждению.

Вивиан Мальборн.

Леклерк в воскресенье так и не уходил домой. Когда я появился на набережной Орфевр, галстук его свисал с вешалки в углу кабинета с темным дубовым паркетом, скрипевшим, как на старом чердаке, сам он барабанил по клавишам ноутбука, а вокруг валялись пустые бумажные стаканчики и шарики жвачки.

– На всю Францию нашлись три Вивиана Мальборна, – объяснил окружной комиссар, порывшись в груде листков. – Мальчишка двенадцати лет в департаменте Крез… Мужик пятидесяти пяти лет на юге… и еще один, проживающий… во Втором округе!

У меня перехватило дыхание. Я наклонился над его столом:

– Вот… вот это куда ближе. Что еще на него есть?

– Не сказать чтобы очень уж молод. Семьдесят пять лет… В прошлом врач, психоаналитик-гипнотизер…

– Точно он… Убийца хочет вернуть нас назад. В прошлое… В свое прошлое…

Шеф откинулся на спинку кресла, взял очередную пластинку жвачки.

– Эта история начинает меня доставать. Мы с самого начала только и делаем, что подставляемся. Ничего не можем – даже несчастный фоторобот составить не способны, и знаешь почему? Последняя новость – ни один человек в «Убусе» не сумел описать внешность нашего призрака. Говорят, он всегда появлялся с африканской маской на роже. Нет, ты представляешь, что за бред? Африканская маска!

– Он прячет лицо… Но почему?

– Похоже, одному только Опиуму известно, как он выглядит, но… ищи ветра в поле! Здоровенный негр испарился как не было! – Мартен стиснул подлокотники. – Им там, наверху, не нравится, что наше расследование слишком уж смахивает на игру вроде «Поисков клада». Им нужен убийца, а не трупы, которые он оставил на своем пути.

– Легко им говорить! Люди и так сколько времени без отпусков и без выходных! Хорошо хоть поспать еще дают!

– А то я не знаю!.. Как будто меня это не касается… Разгар июля, воскресенье, восемь вечера, а я торчу здесь взаперти, ворошу смерть… Надо срочно его поймать!

– Для меня это всегда было срочно.

– Отправляйся прямо сейчас к этому гипнотизеру. Давай воспользуемся тем, что мы в игре сделали опережающий ход, и перейдем в наступление. Если это дерьмо использует старика для того, чтобы с нами поговорить, – ну что ж, послушаем, что он нам скажет! Дождусь тебя здесь… Держи меня в курсе…