Джон Харвуд - Мой загадочный двойник

— И да, мисс… — Она явно не знала, как ко мне обращаться. — Другая леди оказалась жива, правда она по-прежнему в беспамятстве. Ее поместили в лазарет, едва лишь опасность миновала.

Поначалу каждый шаг давался мне с огромным трудом, но после того, как я спустилась по крутой лестнице в амуничник, онемение в ногах стало потихоньку проходить. Я с содроганием отклонила предложение Беллы прикатить мне инвалидное кресло и вместо него удовольствовалась зонтиком. Снаружи все выглядело в точности как раньше, даже работники по-прежнему трудились на далеком поле у граничной стены, но в воздухе висел едкий запах гари, напомнивший мне ядовитые туманы на Гришем-Ярд. Я медленно дошла до дальнего угла клиники и остановилась там, созерцая безрадостную картину. От старого дома остался лишь уродливый остов; над руинами башни все еще курился дым; деревья вокруг почернели, опаленные огнем пожара.

Я невольно задрожала, вспомнив охваченное пламенем тело доктора Стрейкера на полу лаборатории и подумав о том, сколько людей были бы избавлены от горя и страданий, если бы Феликс Мордаунт не составил завещание в пользу Розины или если бы он вообще с ней не встретился… но, с другой стороны, тогда я не стояла бы здесь, с бюваром в руке, пытаясь решить, как мне поступить с этими завещаниями. Дождь почти прекратился; я сложила зонтик и погрузилась в глубокую задумчивость, из которой меня вывел голос Фредерика:

— Мисс Феррарс, я очень рад видеть, что вы уже на ногах.

Он был в перепачканном, измятом костюме, землисто-бледный от усталости, но тем не менее улыбался. На лице его застыло выражение спокойной решимости — или смирения? — какого я не видела никогда прежде.

— Мистер Мордаунт, я глубоко огорчена известием о смерти вашего дяди.

— Не стоит огорчаться. Последние годы он ежеминутно терпел невыносимые муки и все равно не протянул бы долго. И… дядя был человеком жестокосердным. А вдобавок еще и расточительным, как я выяснил сегодня утром. На протяжении многих лет он брал со счета значительные суммы без всяких объяснений и тратил неизвестно куда. Поместье заложено-перезаложено. Денег, вырученных от продажи клиники, едва хватит, чтобы покрыть его долги. А я еще обещал назначить вам содержание, — криво усмехнулся Фредерик, — не говоря уже о… Впрочем, довольно об этом. Я до сих пор так и не понял толком, какие отношения связывают вас с мисс Эрден и почему доктор Стрейкер поступал таким образом…

— Все из-за этого. — Я протянула Фредерику завещания и брачное свидетельство. — И все зря.

Мы проговорили до самого вечера, сидя у камина в его личной гостиной. Я дала ему прочитать письма Розины, но ничего не сказала о своих былых чувствах к Люсии, которая лежала в лазарете всего через несколько дверей от нас, по-прежнему без сознания. Теперь мы общались на короткой ноге, как и подобает кузенам. В свое время я гадала, станет ли Фредерик относиться ко мне иначе, когда узнает о нашем родстве, но он явно питал ко мне прежние чувства, и воспоминание о его пылком признании в любви витало в воздухе между нами.

Я предложила сжечь завещания — на случай, если вдруг ему удастся спасти хоть какую-то часть состояния, — но он и слушать меня не пожелал:

— Нет, Джорджина, поместье принадлежит тебе — и по законному праву, и по моральному. Если что-нибудь удастся спасти, все тебе и достанется. Дядя Эдмунд был вор и лицемер — как вспомнишь все его наставления о честности и добродетели! — и я не намерен извлекать выгоду из его безнравственности. Да и выгода-то вряд ли будет. Психиатрическая клиника такое же коммерческое предприятие, как любое другое, и, когда преступления доктора Стрейкера получат огласку, репутация заведения будет навсегда погублена. Подумать только, и ведь я боготворил этого человека… управитель сумасшедшего дома, он сам был сумасшедшим.

— Фредерик, — нерешительно проговорила я, — а ты рассказывал кому-нибудь о… том, что видел вчера вечером?

Он помотал головой.

— Мне кажется, лучше сохранить все в тайне. Дело не в репутации клиники; просто, если станет известно о том ужасном аппарате, кто-нибудь другой непременно попробует соорудить нечто подобное.

— Но ведь тогда доктор Стрейкер останется для всех великим человеком.

— Это меньшее из двух зол. Вероятно, на первых порах он руководствовался самыми благими намерениями. Но, получив в свои руки столько власти…

— А убитые им пациенты? Как насчет них?

— Мы не можем рассказать про них, не раскрыв всех обстоятельств их смерти. А тогда много человеческих жизней будет принесено в жертву еще чьему-нибудь честолюбию.

Мы оба умолкли, задумчиво глядя в огонь.

— Я понимаю, почему ты предлагаешь сохранить все в тайне, — наконец произнес Фредерик. — Доктор Стрейкер действовал в одиночку, а значит, ни о каком обмане покупателя речи не идет.

— И я все-таки перепишу все имущество на тебя. Я настаиваю, Фредерик. У меня есть собственный небольшой доход, и я не допущу, чтобы ты остался ни с чем.

— А я в таком случае настаиваю на разделе имущества между нами — если будет что делить.

Снова последовало молчание.

— Что ты собираешься делать дальше? — спросил Фредерик нарочито обыденным тоном.

— Сначала отправлюсь в Плимут, к мистеру Ловеллу. Надо распорядиться насчет передачи прав на собственность — ну и выяснить, сколько денег украла у меня Люсия. Потом заеду на Гришем-Ярд, чтобы забрать все свои вещи, которые там еще остались. Для дяди Джозайи я отсутствую дома всего пару дней, и убеждать его, что дело обстоит иначе, не имеет смысла. Он и так будет раздражен и обижен на меня за то, что теперь ему придется платить жалованье помощнику по лавке.

— А потом?

— Потом вернусь в Плимут. Мистер Ловелл любезно пригласил меня погостить у его родителей в Носс-Мейо, и если приглашение остается в силе… Только не пойми неправильно, Фредерик: я знаю мистера Ловелла единственно по записям в своем дневнике, но он был очень добр ко мне, и я хотела бы немного отдохнуть в тихой деревне, где можно гулять, размышлять, наслаждаться одиночеством и рассказывать о себе ровно столько, сколько хочется, не больше и не меньше. А ты, Фредерик? Что ты собираешься делать?

— Буду присматривать за делами здесь, пока клиника не продастся. Ну а если повезет, новые владельцы оставят меня на прежней должности.

— Но, Фредерик…

— Знаю, знаю: мне нужно бывать в обществе и все такое прочее. Но я всю жизнь провел здесь, и, если у меня есть какие-нибудь способности, применить их я могу только здесь… или в каком-нибудь похожем заведении. По крайней мере, я постараюсь сделать все возможное, чтобы ни один управляющий впредь не обладал такой огромной властью; если я добьюсь только этого и ничего больше, я уже буду считать, что жизнь прожита недаром.