Анри Шарьер - Мотылек

– Ступай по моим следам. Нельзя мешкать, потому что чушкины следы тут же затягиваются грязью.

Перешли без труда. Ни разу грязь не поднялась выше икр, и то уже в конце пути.

Свинка сделала по дороге два длинных крюка, заставив нас пройти по грязи более двухсот метров. С меня пот катился градом. Я не то чтобы испугался, а просто чуть не умер от страха.

Когда мы шли по трясине в самом начале, я задавался вопросом, неужели судьбе угодно, чтобы я умер, как Сильвен. Бедняга вновь предстал перед моими глазами в свою последнюю минуту. Находясь в полном сознании, а не в каком-то бреду, я отчетливо увидел его тело, но черты лица моего приятеля почему-то напоминали мои собственные. Какое впечатление осталось от этого перехода?! Он если и не запомнится мне на всю жизнь, то уж забудется не скоро.

– Дай руку.

И Квик-Квик, этот малыш, с виду – кожа да кости, помог мне выбраться на берег.

– Ну вот, приятель, охотничкам на людей сюда уж не добраться!

– Куда им! В этом смысле здесь спокойно!

Мы проникли вглубь островка. Угольный газ сдавил горло. Я раскашлялся. Уголь обжигался в двух ямах, сверху присыпанных землей. Комаров здесь нечего бояться. С подветренной стороны, вся в дыму, стояла лачуга с крышей из листьев и стенами, сплетенными из веток. Дверь, а перед ней индокитаец маленького роста, которого я уже видел с другого берега.

– Здлавствуй, холосый человека.

– Говори нормально, не ломай язык. Это друг моего брата.

Китаец осмотрел меня с ног до головы и остался доволен. Он протянул мне руку, и его рот растянулся в беззубой улыбке.

– Заходи. Садись.

Одна комната, она же и кухня. Над огнем висит большая кастрюля, в ней что-то варится. Одна кровать из веток возвышается над землей на метр.

– Помоги мне приготовить место, где он будет спать ночью.

– Да, Квик-Квик.

Через полчаса мое ложе было готово. Китайцы вдвоем накрыли стол. Мы отведали великолепного супа, потом ели рис, приготовленный с луком.

Приятель Квик-Квика и занимается продажей угля. Он не живет на острове, и на ночь мы остались с Квик-Квиком наедине.

– Да, я переворовал у начальника лагеря всех уток, вот почему и пришлось бежать.

Мы сидим друг против друга. Слабое пламя небольшого костра освещает наши лица. Пытливо изучаем друг друга. Рассказывая о себе, каждый хочет понять другого.

На физиономии Квик-Квика ничего почти не осталось от желтой расы. Естественная желтизна приняла под солнцем медный оттенок. Когда он говорит, узкие глаза-щелочки смотрят мне прямо в лицо, отливая черным блеском. Он курит длинные сигары, которые скрутил сам из листьев табака. Я продолжаю курить сигареты-самокрутки, насыпая табак в тонкую рисовую бумагу, которой снабдил меня однорукий Ван Хуэ.

– Пришлось бежать – начальник, хозяин уток, хотел меня убить. Вот уже три месяца прошло. Беда в том, что я проиграл не только деньги, которые получил за уток, но и те, что заработал на угле из двух ям.

– Где играешь?

– В буше. Каждую ночь собираются. Приходят китайцы из Инини и освобожденные из Каскада.

– Так ты решился бежать морем?

– Само собой. Когда я продавал древесный уголь, я думал купить лодку, подыскать себе толкового напарника, который захотел бы плыть со мной. Недели через три угля будет достаточно, чтобы ее купить. Мы могли бы отправиться вместе, ты ведь знаешь море.

– У меня есть деньги, Квик-Квик. Зачем ждать продажи угля?

– Это меняет дело. У меня на примете хорошая шлюпка за тысячу пятьсот франков. Ее продает один негр-дровосек.

– Ты ее видел?

– Да.

– Мне надо бы посмотреть на нее.

– Завтра я собираюсь зайти к Шоколаду – это я его так зову. Расскажи о своем побеге, Папийон. Раньше я считал, с Дьявола бежать невозможно. Почему мой брат Чан не пошел с тобой?

Я ему все рассказал: и о «Лизетте», и о смерти Сильвена.

– Теперь понял, почему Чан не захотел отправиться с тобой. Ты удачливый человек, только поэтому и добрался сюда живым. И хорошо, что он не пошел.

Наш разговор продолжался больше трех часов. Спать легли рано – завтра на рассвете Квик-Квик собирается навестить Шоколада. Подбросив в костер толстенный сук для поддержания огня в течение всей ночи, мы завалились на боковую. От дыма першило в горле, я раскашлялся. Но зато ни одного комара – и то благо.

Я растянулся на своем ложе, укрылся теплым одеялом и, разомлев в тепле, закрыл глаза. Но не мог заснуть. Сказывалось сильное перевозбуждение. Да, пока все идет хорошо. Если лодка подойдет, можно будет за неделю подготовиться к выходу в море. Квик-Квик мал ростом, сухощав, но, пожалуй, силы необыкновенной. А в том, что он вынослив, я сам убедился. Для друзей он верный друг, но к врагам, похоже, жесток и неумолим. Трудно прочитать что-либо на лице азиата, оно ничего не выражает. Однако глаза говорят в его пользу.

Я сплю и вижу себя в открытом море, залитом солнцем. Моя лодка весело рассекает волны на пути к свободе.

– Тебе кофе или чаю?

– А ты что пьешь?

– Чай.

– Дай и мне чаю.

Забрезжил рассвет. Огонь горит со вчерашнего дня, в казанке кипит вода. Голосисто и радостно прокукарекал петух. Голосов других птиц не слыхать: их, несомненно, разогнал дым от угольных ям. Черная чушка лежит на постели Квик-Квика – лентяйка все еще спит. На углях пекутся рисовые лепешки. Квик-Квик налил сладкого чая, разломил лепешку пополам, намазал половинку маргарином и предложил приступить к завтраку. Мы плотно поели. Сам я съел три рисовые лепешки.

– Я ухожу, проводи меня немного. Услышишь крик или свист – не отвечай. Ты ничем не рискуешь: сюда никто не доберется. Но если ты выйдешь к берегу, на трясину, тебя могут застрелить из ружья.

На окрик хозяина свинья проснулась. Квик-Квик задал ей корм и приготовил пойло. Управившись с тем и другим, она побежала за ним, как только он показался у хижины. Свинка прямым ходом направилась к трясине, но спускаться стала довольно далеко от того места, где мы вышли вчера. Отойдя от берега на десяток метров, чушка вернулась. Что-то ей не понравилось. И только после третьей попытки она начала переход. Квик-Квик тут же, не раздумывая, бросился за ней и вскоре оказался на другом берегу.

Вернется он только к вечеру. Я остался один. Решил поесть супу, который разогрел на медленном огне. Потом пошел в курятник и вынул из кладушек восемь яиц. Из трех яиц я приготовил себе омлет на маргарине. Ветер изменил направление, и дым от хижины понесло в сторону. Спасаясь от дождя, зарядившего в полдень, я уютно устроился в своей постели из веток, а угольный дым меня уже не донимал.

Еще утром я обошел весь остров. Почти посередине тянулась широкая просека. Повсюду лежали поваленные деревья и заготовленные бревна, указывавшие на то, что именно здесь Квик-Квик берет древесину для угольных ям. Обнаружил я также и большой отвал с белой глиной – наверняка отсюда берется земля для отсыпки буртов над бревнами, чтобы они обжигались без доступа воздуха и горели без пламени. По просеке бродили курицы, рылись в мусоре и что-то клевали. Из-под ног порскнула большая крыса, а чуть поодаль я увидел мертвую двухметровую змею. Без всякого сомнения, ее убила крыса.