Анри Шарьер - Мотылек

Сегодня вечером мы идем в кино вдвоем. У сестры разыгралась мигрень. Мигрень, похоже, притворная, чтобы оставить нас наедине. Индара появилась в длинном белом платье из муслина, доходившем ей до лодыжек, обнажавшихся при ходьбе, при этом взору открывались три серебряных кольца. Сандалии с позолоченными ремешками делали ножку очень элегантной. Крошечная золотая ракушка закреплена на правой ноздре. На головке, подвязанная золотой лентой, короткая муслиновая накидка, которая едва прикрывает плечи. С ленты опускаются, доходя до середины лба, три нитки крошечных разноцветных полудрагоценных камней. Нитки раскачиваются на ходу, то открывая, то закрывая на лбу яркое голубое пятно татуировки – ну просто фантастика.

Все, в том числе и мои домочадцы в лице Квик-Квика и однорукого, с умилением наблюдали за нашим отъездом. Мы не можем скрыть от них нашего счастья. Они уверены, что из кинотеатра мы вернемся уже женихом и невестой.

Усадив ее поудобнее на подушку багажника, я направился в центр города. На одной из плохо освещенных улиц я раскрутил педали, и велосипед пошел длинным свободным накатом. Именно тогда она и наградила меня легким поцелуем. Ее губы, как бы украдкой, едва коснулись моих. Никак не ожидая, что она первой решится на этот шаг, я чуть не упал с велосипеда.

Мы сидим в глубине зала, держась за руки. Я разговариваю на языке пальцев, она отвечает. Дуэт влюбленных исполняется молча. Он звучит в зале кинотеатра, где демонстрируется фильм, который мы не смотрим. Песня слышится и в ее пальцах, и в длинных ухоженных ногтях, и в пожатии руки. Она понятна без слов. В ней дышат любовь и желание быть моей. Она склонила голову мне на плечо, и я покрываю ее чистое милое лицо поцелуями.

Любовь, столь робкая поначалу, так долго боявшаяся раскрыться, мгновенно переросла в непреодолимую страсть. Перед тем как она стала моей, я объяснил ей, что не могу сочетаться с ней законным браком: во Франции у меня есть жена. Это ее расстроило, но не больше, чем на один день. Однажды она осталась у меня на ночь. Из-за братьев и в определенной мере из-за соседей-индусов, сказала она, будет лучше, если мы переберемся жить к ее отцу. Я согласился, и мы переехали. Отец жил с молодой индианкой, приходившейся ему дальней родственницей. Она прислуживала ему и вела домашнее хозяйство. Мой новый дом всего в полукилометре от дома Квик-Квика. Поэтому друзья приходят ко мне каждый день посидеть часок-другой. Очень часто они у нас и обедают.

Мы еще продолжаем торговать овощами в гавани. Я отправляюсь туда в половине седьмого, и моя индианка всегда идет со мной. В большой кожаной сумке мы несем термос с чаем, банку варенья и жареные хлебцы. Придя на место, мы ждем, когда подъедут Квик-Квик и однорукий, чтобы вместе почаевничать. Моя подруга сама готовит нам этот маленький завтрак с соблюдением неизменного ритуала: первый прием пищи обязательно проводится вчетвером. В сумке у нее имеется все, что требуется для этого: небольшая скатерть с кружевом, которую она церемонно расстилает на тротуаре, вычистив его предварительно щеткой, и четыре фарфоровые чашки с блюдцами. Мы садимся и начинаем завтракать с самым серьезным видом.

Мне кажется смешным пить чай, сидя на тротуаре, но она находит это вполне естественным, а Квик-Квик разделяет ее мнение. Они совершенно не обращают внимания на прохожих, поскольку считают, что ведут себя как обычные люди. Она с удовольствием разливает чай и намазывает хлебцы вареньем. Чтобы не обижать ее, приходится участвовать в этих трапезах.

В прошлую субботу произошло событие, давшее мне ключ к одной загадке. Вот уже два месяца, как мы вместе, и все это время я получаю от нее золото в небольших количествах. Но это всегда лишь кусочки драгоценных изделий: половинка золотого кольца, сережка без пары, обрывок цепочки, половинка или четвертинка монеты или медали. Она сказала, что я могу продавать золото, но, поскольку денег на жизнь хватало, я складывал и хранил его в коробке. Скопилось почти четыреста граммов. Как-то раз я спросил, откуда оно у нее. Она обняла меня, поцеловала и рассмеялась. Но так ничего и не сказала.

Итак, в ту субботу индианка попросила меня отвезти ее отца на велосипеде в какое-то место, теперь уже даже не помню какое. «Папа покажет тебе дорогу, – сказала она, – а я останусь дома гладить белье». Меня это заинтриговало, но я подумал, что старик хочет навестить кого-то, а путь дальний. Я с готовностью согласился.

Посадил я его на передний багажник, и мы поехали. Поскольку старик говорил только на хинди, он молча показывал мне рукой, куда надо ехать. Далековато. Уже час кручу педали. Приехали в богатый квартал на берегу моря. Кругом одни прекрасные виллы – и больше ничего. По знаку тестюшки остановился и стал наблюдать. Он достал из-под туники круглый белый камень, опустился на колени перед первой ступенькой лестницы и стал катать камень по ступеньке, что-то при этом напевая. Через несколько минут появилась женщина в индийском наряде и, приблизившись к нему, что-то отдала, не говоря ни слова.

Он переходил от одного дома к другому, и эта история повторялась вплоть до четырех часов. Я долго терялся в догадках, но так и не смог ничего понять. Из последней виллы к нему вышел уже мужчина в белых одеждах. Он поднял старика с колен и, взяв под руку, увел в дом. Прошло более четверти часа. Наконец старик вышел из дома, опять-таки в сопровождении этого господина. Тот перед расставанием поцеловал старика в лоб или, скорее всего, в седые волосы. Затем мы отправились домой, и я жал изо всех сил на педали, чтобы приехать пораньше, потому что на часах было уже около пяти.

К счастью, домой успели добраться еще засветло. Моя прекрасная Индара сначала проводила отца в его комнату, а вернувшись, бросилась мне на шею и принялась целовать как сумасшедшая, после чего потащила в ванную, чтобы я принял душ. Свежее и чистое белье уже наготове. Я помылся, побрился, переоделся и сел за стол. Индара, как обычно, ухаживает за мной. Пытаюсь заговорить, но она все крутится туда-сюда, делая вид, что очень занята. Тянет время, чтобы я не приставал с расспросами. Я сгораю от нетерпения, но четко знаю, что индуса или китайца никогда понуждать рассказать о чем-то нельзя. Нужно сначала выждать некоторое время, а затем спрашивать. Потом они сами расскажут обо всем, понимая, что ты ждешь к себе доверия, а когда они, в свою очередь, убедятся, что тебе можно доверять, они так и сделают. Так оно и вышло с моей Индарой.

Уже в постели после затяжного любовного акта Индара, расслабленная, прижалась горячей щекой к моей голой руке, стала говорить как бы отрешенно, не глядя на меня:

– Ты знаешь, дорогой, когда папа отправляется за золотом, он никому не причиняет зла. Напротив, он призывает духов, чтобы они охраняли дом, где он катает камень. В знак благодарности ему дают кусочек золота. Это старинный яванский обычай. Мы ведь приехали с Явы.