Эйвери Бишоп - Школа безумия

Ее взгляд вновь переместился на колени. Она долго сидела неподвижно, но потом, наконец, подняла глаза.

– Да, – прошептала она.

Двадцать минут спустя, отправив Хлою и ее мать домой с назначением явиться на следующей неделе, я снова включила телефон. Потребовалась минута, чтобы поймать сигнал, после чего на экране начали всплывать пришедшие за это время сообщения. По какой-то причине я ожидала, что они будут от Дэниела, но все оказались от моей матери.

Позвони мне.

Ты помнишь Оливию Кэмпбелл?

Она ПОКОНЧИЛА С СОБОЙ!

Новой страстью моей матери был чай. Не коробки с пакетиками, какие можно купить в супермаркете – «Липтон» и «Селестиал Сизонингс», «Бигелоу» и «Стэш», – а развесные чаи. Те, что стоят в больших стеклянных банках на стеллажах чайного отдела, и их нужно насыпать в бумажный пакет и взвешивать. По мнению моей матери, чем дороже чай, тем он вкуснее.

– Чего бы ты хотела? – спросила она меня, проходя по кухне, пока на плите закипал чайник. Она деловито открывала и закрывала шкафчики и, наконец, достала две чашки и два маленьких блюдца.

Я сидела на табурете у кухонного стола-островка и смотрела на нее. Двадцать лет назад я сидела на этом же месте, а моя мать с торопливой грацией перемещалась с одного конца кухни в другой, готовя нам с отцом завтрак, прежде чем мне пойти в школу, а им двоим – на работу. В то время я думала, что у нее слишком много энергии. Теперь я понимала: у нее СДВГ [3] СДВГ – синдром дефицита внимания и гиперактивности ( прим. пер. ). .

– Ничего не надо, спасибо.

Мать замерла как вкопанная. Она умолкла, словно не знала что сказать, и с удрученным выражением лица повернулась ко мне.

– Ты уверена? На днях я купила четверть фунта рассыпного белого чая. Он называется «Серебряные жасминовые иглы». Девяносто девять долларов девяносто девять центов за фунт.

Я открыла рот, не зная что сказать, но это не имело значения, потому что мать снова повернулась к столу, поставила чашки и блюдца и начала рыться в корзине с чайными пакетиками.

– У меня есть «Сакура Сенча», это зеленый чай из Японии. И хризантемовый из Китая. И ромашковый из Египта.

– Меня устроит.

Она резко обернулась и быстро взглянула на меня.

– Что тебя устроит?

– Ромашковый.

Она поморщила нос.

– Не уверена, что тебе понравится.

Я вздохнула. У меня был долгий день, и этот разговор не помогал мне снять мой обычный ежедневный стресс.

– Ты попросила меня заехать к тебе после работы, – что, кстати, не ближний путь, – и вот я здесь. Я не хочу чая.

– А как насчет кофе?

– Мам.

– Тогда воды?

Я знала: она будет спрашивать до бесконечности, пока не уломает меня.

– Хорошо, воды. Я согласна.

Она повернулась к столу, схватила чашку и блюдце, вернула их на свои места в шкафчике и снова повернулась ко мне.

– В бутылке или из-под крана?

– У тебя есть вода из Японии?

Она замерла, как бы задумавшись.

– Мам, я шучу. В бутылке подойдет.

Она достала из холодильника бутылку родниковой воды. Между тем засвистел чайник. Мать заварила чай и наконец, подошла к столу и села.

Я выдохнула.

– Как Дэниел? – спросила она.

– У него все хорошо.

– Я давно его не видела.

– Он много работает. Как и я.

– Я не становлюсь моложе, Эмили. Хочется иметь внуков.

– Да, но сначала мы с Дэниелом должны пожениться.

Мать покачала головой и рассеянно заправила за ухо прядь седеющих волос.

– Не знаю, чего вы ждете. Вы помолвлены четыре года.

Если точно, то три с половиной, но я не винила ее за округление. Это была больная тема. Мой отец скончался за три месяца до того, как мы с Дэниелом должны были пожениться. Из-за его смерти, потому что нам внезапно вдобавок к свадьбе пришлось планировать похороны, я убедила Дэниела, что нам лучше немного подождать, и он, разумеется, согласился. А потом… мы просто так и не назначили новую дату.

Дэниел никогда не знал своих биологических родителей. Он вырос, кочуя из одной приемной семьи в другую, так что вряд ли кто-то дышал ему в затылок. У нас была только моя мать, и, следует отдать ей должное, примерно через год она перестала давить на меня, лишь время от времени поднимая эту тему, чтобы испытать мое терпение.

– Так что же именно случилось с Оливией Кэмпбелл? – спросила я, чтобы сменить тему.

Мать внезапно помрачнела и на миг закрыла глаза.

– Это ужасно, правда? Она ведь была твоего возраста.

Если я правильно помнила, Оливия была на пять месяцев меня старше. В седьмом классе, за год до того, как все изменилось, она отмечала свой день рождения на местном роликовом катке. Во время катания пар Джимми Клей пригласил ее покататься вместе с ним. Позже она рассказывала нам, что его рука была жутко липкой, и он постоянно вытирал ее о джинсы, когда они кружили под песню «Я хочу, чтобы это было так» группы «Backstreet Boys».

– Откуда тебе известно, что она умерла?

– Прочла в «Фейсбуке».

– А как ты вышла на эту запись?

– Бет Норрис прислала мне сообщение. Она вспомнила, что вы с Оливией были одноклассницами. Сказала, что ее дочь Лесли окончила школу в том же году, что и ты. Ты ее помнишь?

В моем выпуске было 119 учащихся. Имя Лесли Норрис мне ничего не говорило.

– Бет дружит с матерью Оливии в «Фейсбуке». Кстати, про «Фейсбук», я бы очень хотела, чтобы ты завела там себе страничку. Я хочу отметить тебя на старых фотографиях, которые загружаю.

– Мама, мы уже это обсуждали. Из-за моей работы…

– Да, да. Тебе нужна конфиденциальность, потому что ты работаешь с группой детей, которые будут пытаться подружиться с тобой или узнать о твоей личной жизни. Я понимаю.

Эту причину я называла всегда, когда меня спрашивали, и хотя какая-то доля истины в ней определенно была, истинная причина заключалась в том, что я не хотела засвечиваться в социальных сетях. Стоит это сделать, как люди попытаются установить с вами связь. Не только коллеги и семья, но и знакомые. Старые друзья. Друзья, которых вы, возможно, сто лет не видели и с которыми не общались годами. Друзья, которые могут напомнить вам обо всех ужасных вещах, которые вы когда-то совершили.

– Мама, расскажи мне про Оливию. Когда это произошло?

Она взяла свой «айпад» и коснулась экрана.

– Ты не знаешь, что случилось с твоими школьными ежегодниками? Я думала, они в подвале. Искала их раньше, но они как сквозь землю провалились.

– В последний раз я их видела, они были там, в каком-то ящике.

Вообще-то в последний раз я видела свои ежегодники, когда накануне отъезда в колледж тайком вытащила их из спальни и бросила в мусорные баки на улице. Прямо перед тем, как мусорщики приехали на своем грузовике. Но моей матери не нужно этого знать.