Алессандра Торре - Ложь во благо

– Верно. Старшеклассник из Беверли-Хиллз, который пропал семь недель назад. Он… – она сделала глоток чая, замерла, потом закашлялась, поднеся кулак ко рту. – Извини.

– Жертва Кровавого Сердца, – напомнила я.

– Ах, да. Так вот, он сбежал от него и вернулся в свое поместье в Беверли-Хиллз, где его родители были вне себя от счастья, блудный сын вернулся, бла-бла-бла, и позвонили в полицию. Оказывается, парень знал, кто убийца, – она указала на меня пальцем. – Представь, это учитель из старшей школы Беверли.

– Вау, – я наклонилась ближе. – Что о нем известно?

– Одиночка. Никогда не был женат. Выглядит безобидно, как Санта-Клаус из торгового центра. Выиграл «Учитель года» десяток лет назад.

– Это интересно, – я обдумала полученную информацию. – Хотела бы я знать, почему он только сейчас нацелился на ученика из Беверли. Обычно первой жертвой становится тот, кто в легкой доступности.

– Убийцы – это по твоей части, – пожала она плечами. – Меня вполне устраивает оставаться на светлой стороне наедине с жаждущими оргазма домохозяйками.

– Кстати говоря… – я взглянула на часы. – У меня консультация через сорок пять минут, так что мне нужно заканчивать.

– Ага, мне все равно нужно забежать в химчистку, – она приподняла руку, привлекая внимание официанта, который выудил книжечку со счетом из кармана фартука и положил на стол.

– Я заплачу, – я потянулась за счетом. – Спасибо за сеанс терапии.

Положив несколько банкнот на стол, я сделала глоток воды напоследок и встала. Мне следовало поторопиться. Тяготевшая к убийству женщина, вероятно, уже сидела в приемной, в ожидании постукивая четырехдюймовыми шпильками.

– Знаете, большинство убийц начинают с близкого родственника или друга.

Этот факт был озвучен Лилой Грант, одетой в ярко-желтое платье и белый кардиган, дизайнерская сумочка которой была зажата между бирюзовыми туфлями на каблуках. Первые тридцать минут нашей консультации она жаловалась на мужа, с энтузиазмом болтала о добавлении ассортимента салатов в меню загородного клуба и показывала фото двух вариантов шезлонгов для веранды. Когда мы сделали мучительный выбор в пользу бело-зеленого бамбукового шезлонга, мы наконец-то добрались до причины ее визитов ко мне: насильственных фантазий о сестре мужа.

– Да, я знаю об этой статистике, – я на рисовала маленькую линию розочек вдоль верха страницы блокнота и мысленно сделала заметку заказать венок на похороны Джона и Брук.

– Проблема в том, что она так близко живет. Он захочет встретить Рождество у нее дома, а что я могу сказать? У меня нет хорошего оправдания. Дом Сары больше нашего, ее дети не видели его несколько месяцев, и она делает какой-то лимонный пирог, о котором он вечно не затыкается. Я имею в виду, это лимонный пирог. Насколько потрясающим он должен быть?

– Я не люблю пироги, – пожала плечами я.

– Ну, пирог – это пирог. Я сказала ему об этом, а он обиделся. Я испекла сотню пирогов, и он никогда не восторгался ни одним из них, скажу я вам. Это я должна обижаться. Честно сказать, Гвен, не думаю, что смогу усидеть за ее столом, следя за тем, как она заявляется с десертом, и не сорваться. Вы понимаете, сколько ножей будет на том столе? – она обеспокоенно втянула щеки, отчего ее накачанные губы еще сильнее раздулись. Ее лоб, вопреки всем законам природы, остался идеально гладким.

– Вы не пырнете ее ножом, – сухо сказала я.

– Думаю, я это и сделаю. Вы не знаете, сколько раз я рисовала эту картину у себя в голове, – ее лицо озаряло почти мечтательное спокойствие, пока она прокручивала в мыслях кровопролитие. Она распахнула глаза. – Разве вы не можете дать мне справку? Что-нибудь, что избавит меня от этого?

– До Рождества два месяца, – заметила я. – Давайте разбираться с проблемами постепенно, – я перевела разговор в другое русло. – Я бы хотела, чтобы вы рассказали мне о Саре что-то хорошее.

– Что вы имеете в виду?

– Поделитесь чем-то, что вам в ней нравится. Какой-то чертой, искупающей недостатки.

Она посмотрела на меня как на сумасшедшую. Я терпеливо ждала, сложив руки на блокноте. Лила не была убийцей, хоть ей однозначно этого хотелось. Ей было скучно, она смотрела слишком много документальных фильмов о женщинах-убийцах по телевизору и ненавидела сестру мужа. Кто из нас не ненавидел хоть кого-нибудь? У меня был список по меньшей мере из трех людей, без которых я предпочла бы обойтись. Схватила бы я нож для индейки и воткнула его в чью-то шею? Нет. Но Лила бы тоже этого не сделала. Лиле просто нравилось казаться интересной, и мысль о том, что у нее была секретная и глубинная тяга к убийству, являлась фантазией, которую она лелеяла с маниакальным упорством.

– Я дам вам домашнее задание, – я взяла ручку. – К консультации на следующей неделе придумайте три вещи, которые вам нравятся или восхищают в Саре, – я подняла руку, останавливая возражения. – Не говорите, что не сможете придумать три вещи. Сделайте домашнее задание или отложите нашу следующую встречу до тех пор, пока не придумаете.

Она скривила губы, накрашенные арбузного цвета помадой. Я ободряюще улыбнулась и встала.

– Думаю, мы сегодня хорошо продвинулись.

Она наклонилась и взялась за ручки брендовой сумки.

– Мне не нравится это домашнее задание.

Я подавила смех, а потом подбросила эмоциональный костыль:

– Если мы собираемся сдерживать ваши импульсы, нам нужно натренировать ваш мозг смотреть на Сару по-другому. Поверьте мне, это важно для вашего лечения, – И вашего брака, молча добавила я.

– Ладно, – она со вздохом встала. – Спасибо, док.

– Конечно, – я встала и проглотила новый, не знакомый мне прилив неуверенности, разливающийся в груди. Я ошиблась, думая, что Брук Эбботт была в безопасности со своим мужем.

Может, я промахнулась и с Лилой Грант?

Я стояла среди моря незнакомцев в черных костюмах и слушала, как все говорили о Джоне так, словно он был святым.

– Был канун Рождества, и он пришел в аптеку только ради меня. Кто-то украл мою сумку в тренажерном зале, и мне нужны были лекарства для сердца… – пожилая женщина приложила руку к большой груди, прямо возле золотой броши в виде бабочки.

О, благословенны Джон и его спасительные сердечные препараты. Честно, больше всего нужно переживать за самых милых людей. Эда Гейна, убийцу, прославившегося тем, что создавал костюмы из кожи женщин, описывали как самого приятного человека в городе. Доктор Гарольд Шипман, убивший две сотни пациентов, наносил домашние визиты и был очень мягким и обходительным. Частью игры для многих убийц является иллюзия невинности, укрытие монстра, успешный обман, доказывающий, что они умнее, а значит, выше других.