Terry Salvini - Хрустальные Маски

Ей придётся попотеть, чтобы скормить Килмеру, что в пятницу её не будет.

Ну и пусть, её это не волнует, она имеет право взять выходной.

***

Париж! Другими словами – город влюблённых, и с незапамятных времён пристанище всех людей искусства, читала Лорелей в гостиничной брошюре.

Она положила брошюру обратно на тумбочку цвета слоновой кости. Неизвестно, поможет ли ей с Джоном этот город накрепко сплотить чувство, которое держит их вместе. Лорелей надеялась всей душой.

Она подошла к балконному окну с деревянными белыми рамами и распахнула его, вышла на маленький балкон и оперлась на перила из кованого железа. Они с Джоном остановились на четвёртом этаже прелестной гостиницы в стиле модерн в центре города на бульваре, вливавшемся в улицу Риволи, на которой стоит Лувр.

Солнце закатилось уже несколько часов назад, но воздух был не таким холодным и влажным, как она предполагала в это время года. Лорелей взглянула вниз на засаженную деревьями площадь с множеством скамеек, посредине которой красовался мраморный фонтан. Вдоль тротуара выстроились в ряд велосипеды на прокат, а чуть дальше проходила улица с многочисленными магазинами, в этот час машин на улице было мало.

Едва они с Джоном вошли в номер, Джон бросился в постель отоспаться от утомительного полёта. Лорелей удалось выспаться в самолёте, и, если не считать тошноты, чувствовала она себя хорошо, ей очень хотелось погулять по городу.

— Вернись в комнату, холод впускаешь, – заворчал Джонни, натянув одеяло до самого подбородка.

Лорелей вздохнула. Нет ни малейшей надежды, что он сумеет взглянуть на эту площадь и улицу глазами Лорелей, подумала она и закрыла створки. Пока она вытаскивала из чемодана одежду и развешивала в небольшом шифоньере, Джонни уже заснул. Лорелей взяла книгу, которую захватила с собой, легла рядом с Джоном и стала читать.

Через четверть часа фыркнула и захлопнула книгу. Ну и пусть! Пускай Джон спит себе, но у неё нет никакого желания сидеть взаперти в гостинице и слушать, как он храпит. Она привела в порядок блузку, взяла сумку и открыла входную дверь.

— Куда намылилась?

Лорелей застыла в двери:

— Пойду прогуляюсь по бульвару. Хотела дать тебе выспаться…

Джонни приподнялся на локте.

— Присядь-ка рядом. Я хочу отпраздновать первый день в Париже по-своему.

— Значит, не так уж ты и устал, – произнесла она медленно, подходя к кровати и томно расстёгивая блузку, чем давала понять свои намерения. Блузка полетела на тахту, а Лорелей стала расстёгивать юбку, юбка сползла по ногам на пол.

— А остальное снимай сам, – сказала она, подходя вплотную, пока не ощутила на себе его дыхание.

Джонни протянул к ней руки, и в считанные секунды Лорелей стояла перед ним обнажённая, а он смотрел на неё вожделенно.

Тем вечером он удивил её долгими нежными ласками, он знал, что Лорелей они нравятся. Это был один из тех раз, когда Лорелей почувствовала себя окружённой заботой и нежностями.

Если он любит её, то, может, воспримет благосклонно весть, что у них будет ребёнок. Может, это Лорелей создаёт себе проблемы или раздувает их. Как бы ни было трудно, она попыталась представить, как будет жить с Джоном и сынишкой. Ну почему она именно теперь забеременела, почему так скоро?

***

На следующее утро, когда Джон оставил её одну и пошёл обсуждать рабочий проект со строительной компанией, Лорелей решила пойти в Лувр. Она уже была там в прошлом году, но всё ей посмотреть не удалось.

Она часами блуждала по залам, поднималась и спускалась по лестницам, отыскивая павильоны, в которых выставлялись интересовавшие её произведения, присаживалась отдохнуть.

Ближе к вечеру прошлась по магазинам на Севастопольском бульваре: купила мало чего, раз в чемодан много не втолкнёшь.

На закате они с Джоном встретились, и он предложил подняться на Эйфелеву башню. Вышли из такси неподалёку от башни и прошлись по набережной, чтобы полюбоваться этой частью набережной Сены при закате солнца, которое садилось за дома багрово-оранжевым взрывом, в то же время зажигались первые лучики вечернего света.

Вдалеке над деревьями возвышалась макушка башни. Когда Лорелей с Джоном подошли к подножию башни, огромный железный корпус был полностью освещён.

Лорелей взглянула на очередь перед билетной кассой и услышала, как Джон пробормотал:

— Смотри-ка сколько народу, чтобы подняться на башню! Уверена, что тоже хочешь залезть?

— Да нет, если тебе не хочется, – ответила она, тщетно постаравшись скрыть разочарование.

— Ну ладно, сделаю тебе приятное и на этот раз.

Изо всех старается угодить, подумала Лорелей.

— Может, мне стоит делать так, чтобы ты улыбалась почаще: вон как у тебя глаза блестят.

Она хотела дать понять, насколько дороги ей эти слова, но лишь поцеловала его мимолётом: на них смотрело слишком много народа.

Через часик они поднялись на смотровую площадку. Сверху Париж представал неописуемо прекрасным, шли минуты, и огоньков внизу загоралось всё больше, светом они рисовали геометрические фигуры, а между фигурами искристыми фонтанчиками переливались крохотные сияющие точечки.

От покалывающего вечернего воздуха Лорелей слегка поёжилась, но, может, её пробирала дрожь не от холодного ветерка, а от сознания, что настал момент открыть Джону секрет.

Она огляделась и заметила у них над головами красную надпись: «Бар и шампанское», прочитала она.

— Не выпить ли нам что-нибудь? – предложила Лорелей.

Джон проследил за её взглядом и ответил:

— Отличная идея.

Может, она ошиблась, решив поговорить с ним на такую щекотливую тему в общественном месте, но случай представился особый, и Лорелей не хотела упускать его. Надо попробовать. Все идёт так хорошо.

На втором бокале шампанского она решилась сделать опасное сообщение. Глубоко вдохнула, ощущая, как сильно пульсирует артерия на шее. Смелее… надейся на лучшее!

— Джонни, мне надо сказать тебе одну важную вещь.

Он поставил бокал на столик:

— Слушаю.

— Я в эти последние месяцы только о работе и думала; ты ведь знаешь, верно?

— К чему клонишь?

— Ну, знаешь… – Как же трудно сказать!

— Лорелей, в чём дело? – он начинал раздражаться. Уселся поудобнее.

— Я забеременела, – выдохнула она.

Великое множество раз Лорелей пыталась представить себе, как он отреагирует. Всякое передумала, но не воображала, что он взорвётся смехом.

— Ну и шутку отколола. Но не испугаешь. Не поверю.

Пугать его? Лорелей сидела озадаченно. Мысли громоздились одна на другую у неё в голове, и она не могла произнести ни слова, но выражение её лица, должно быть, говорило само, потому что Джон перестал смеяться.

— Ты же пилюли пьёшь, не могла ты забеременеть! Не шути такие шутки.