Наташа Полли - Утесы Бедлама

– Меррик Тремейн, – наконец проговорил я, поняв, что никто не собирается нас знакомить.

Все по-прежнему молчали, но Рафаэль пожал мне руку. У него была железная хватка. Затем он перевел взгляд за мое плечо. Наши мальчики во все глаза смотрели на него, не обращая внимания на Киспе, который протягивал им хлеб. Младший прижался к старшему. Наконец, старший заметил хлеб и быстро его взял. Эрнандес потрепал младшего по голове и сказал что-то на кечуанском, чтобы его приободрить. Рафаэль отвернулся и уставился вниз на край стола. Казалось, он знал, что пугает мальчиков, но, по-видимому, давно смирился с тем, какое впечатление он производит на других. Интересно, не существовало ли в этих краях неизвестное мне деление на касты, которое нельзя было сгладить с помощью простой улыбки.

– Что случилось? – спросил я, но вместо Рафаэля ответил Мартель.

Он налил мне немного вина.

– Индейские племена, живущие за горами, славятся своей жестокостью. Сложно уговорить индейцев, живущих по эту сторону гор, работать с ними. Они зовут их chuncho . По их словам, «чунчо» означает «варвары», но я думаю, что это слишком мягко сказано. Представляете?

– Викинги, – неуверенно предположил я. Папа рассказывал о них наряду с эльфами и драконами, поэтому я никогда не верил, что они действительно существуют. Эти люди выходили зимой из глухих лесов и сжигали все, что не могли завоевать. Они не были ни индейцами, ни белыми, и никто – ни инки, ни испанские короли – не мог отнять их земли. Если кто-то и пытался, от него оставались пепел и соленая земля. – Я хотел сказать… захватчики, – добавил я.

Мартель рассмеялся.

– Нет, вы правы. Викинги. Я позаимствую у вас это слово, если вы не против. Будет проще объяснять иностранцам.

Рафаэль отвел взгляд, демонстрируя всем своим видом, что считал это преувеличением. Было сложно с ним не согласиться. Если он и был родом из лесных племен, то теперь выглядел как настоящий испанец: испанская одежда, четки на запястье, никаких татуировок, этнических украшений и даже сережек.

– Но… вы коллеги? – поинтересовался я. Мне хотелось узнать, почему Мартель пригласил к столу Рафаэля.

– Рафаэль работает на меня. Он проведет вас через горы.

– Мистер Мартель, – возразил я после небольшой паузы. – Вы сказали, что ждали нас. Я беспокоюсь, что вы приняли нас за кого-то другого…

– Нет-нет. На прошлой неделе люди с озера Титикака сообщили мне о приезде двух англичан. Меня, скажем так… предупредили, – с сочувствием произнес Мартель. – Любой, кто собирается перейти горы, останавливается в этом городе. Это единственный достойный перевал на протяжении многих миль. Для иностранцев путь может быть опасным. Когда-то здесь добывали хинин, но даже сегодня люди, работающие на северных поставщиков, застрелят любого, кто угрожает монополии. Понимаете?

– Простите, что? Монополия на хинин? – переспросил я. Теперь у меня появились силы врать, и я обрадовался этому. Отвар листьев коки прояснил мысли. На столе все еще оставались сухие листья, поэтому я налил себе новую чашку. – Я не думал, что из Карабайи до сих пор возят хинин.

– Нет, не возят. Но возили раньше. Деревьев почти не осталось – разумеется, для любых коммерческих целей деревьев никогда не будет достаточно. Но северные поставщики следят, чтобы никто ничего не забрал. Время от времени сюда приезжают экспедиции за черенками, а им достаточно всего одного дерева. По-видимому, голландцы сейчас пытаются вырастить плантацию на Яве. Ходят слухи, что Министерство по делам Индии тоже в этом заинтересовано.

Мартель и Рафаэль пристально посмотрели на меня. Несмотря на высоту, механизмы в моем мозгу, которыми я не пользовался уже долгое время, вдруг заработали, и ход мыслей ускорился. Вряд ли можно было считать это чем-то выдающимся, но я давно переживал, что в моей голове все заржавело, поэтому обрадовался, когда снова начал быстро соображать.

– Хм-м-м, звучит… запутанно, – ответил я.

– Правда? – спросил Мартель. – Наверное, я привык ко всем этим проблемам. Если коротко… В Перу растут хинные леса, как вы знаете.

Я кивнул.

– Но мы – бедная страна, – продолжил он. – Чтобы повысить цены, правительство установило монополию. Мы следим, чтобы никто не вывозил хинин или хинные деревья из Перу. Если это случится, наша экономика будет разрушена в одночасье. Все довольно просто. Знаете, что приносит нам максимальную прибыль по экспорту? От какого товара мы зависим, помимо хинина?

– Нет.

– Гуано. Да, вы смеетесь, но это так. В любом случае несколько хинных лесов можно встретить в Боливии, но путь до них непрост. Слишком много джунглей, слишком мало дорог. Перу – единственная в мире страна с солидным запасом хинных деревьев. Понимаете?

– Вроде да.

– Было бы глупо позволять каждому выращивать эти деревья на продажу. Тогда бы предложение хинина взлетело, а цена упала. Ничего хорошего. Поэтому теперь торговля хинином сродни торговле алмазами. Из страны можно вывезти лишь несколько алмазов. В Перу повсюду растут хинные леса, но теперь они заброшены, за исключением одной плантации на севере. Если кто-то попытается выращивать цинхону или продавать хинин незаконно… – Мартель приложил два пальца к виску, изображая револьвер. – Члены северной монополии платят за то, чтобы не пускать людей в южные регионы. Если кто-то поймает вас и убедит нужных людей, что вы приехали за хинином, он получит хорошую награду, а вас застрелят. Теперь Анды – не лучшее место для белых.

– Я не… Насколько здесь опасно? Нам… не следует оставаться здесь?

– Что ж, могу я узнать, почему вы здесь? – тихо спросил Мартель.

– Мы… Кофе. – Я умел изображать тревогу. У меня всегда было подходящее лицо, а теперь, с поврежденной ногой, взволнованное выражение шло мне даже больше. Я провел рукой по волосам. – Мы надеялись попасть в долину Сандия… в деревню Нью-Бетлехем. Она находится выше пяти тысяч футов над уровнем моря, так что можно найти более морозостойкие растения.

Мартель опустил взгляд на бокал с вином и снова посмотрел на меня.

– Именно там находятся последние хинные леса.

– Да, я… знаю об этом. Я садовник. Боже, я знаю, о чем вы подумали. Я знаю, что хинные деревья росли здесь испокон веков, просто я… не знал о местной политике.

Теперь Эрнандес и Киспе тоже прислушивались к нашему разговору. Мальчики, сидевшие у огня, обменивались испуганными взглядами. Клем по-прежнему лежал в бессознательном состоянии. Я не раз отмахивался от мысли, что когда-то был таким же сильным и неторопливым, как Рафаэль, но она возвращалась и каждый раз обдавала неприятной резкостью. Я положил руки на столовые приборы и позволил им немного дрожать. Это было легко: еще со времен экспедиций в Китай в минуты волнения у меня появлялся легкий естественный тремор, который я мог остановить, сосредоточившись. Здесь руки дрожали еще сильнее, чем дома.