Анна Грин - Дело Ливенворта (сборник)

– А Элеонора?

– Мы не станем называть имен, – сказал он, махнув рукой.

Спустя несколько минут я покинул дом вместе с мисс Ливенворт – она попросила меня проводить ее к дому подруги, миссис Гилберт, у которой решила искать убежища. Когда мы ехали в карете, любезно предоставленной мистером Грайсом, я заметил, как моя спутница с сожалением посмотрела назад, словно ее терзали угрызения совести оттого, что она бросает сестру.

Но вскоре на лице мисс Мэри появилось иное выражение – тревога человека, который со страхом ждет, что вот-вот откуда-то появится некое лицо. Глядя вверх и вниз по улице, украдкой заглядывая в двери и окна, мимо которых мы проезжали, вздрагивая при каждом неожиданном появлении фигуры на тротуаре, она вздохнула свободно только после того, как мы оставили авеню позади и выехали на Тридцать седьмую улицу. Тут к мисс Мэри вернулся природный цвет лица и, обратившись ко мне, она спросила, нет ли у меня бумаги и карандаша. К счастью, у меня нашлось и то и другое. Я передал их и с любопытством наблюдал, как мисс Мэри написала несколько строк, дивясь тому, что она выбрала такое время для этого занятия.

– Хочу послать небольшую записку, – пояснила она, с сомнением глядя на неразборчиво написанные слова. – Не могли бы вы на минуту остановить карету, пока я допишу?

Эта просьба была выполнена, и через миг лист, вырванный из моей записной книжки, был сложен, подписан и запечатан печаткой, которую мисс Мэри достала из сумочки.

– Смотреть страшно на такое письмо, – пробормотала она, положив его себе на колени адресом вниз.

– Почему вы не подождали, пока мы приедем? Тогда вы могли бы спокойно написать свое письмо и отправить, куда нужно.

– Потому что я спешу. Хочу отправить его сейчас. Смотрите, вон на углу почтовый ящик. Пожалуйста, попросите кучера еще раз остановиться.

– Бросить письмо? – спросил я, протягивая руку.

Но мисс Мэри только покачала головой, открыла дверцу, не дожидаясь помощи, и спрыгнула на землю. Настороженно посмотрев по сторонам, она подошла к ящику и опустила в него торопливо написанное послание. Как только письмо оказалось там, лицо ее озарилось, а во взгляде появилась надежда, которой я доселе не замечал. И когда через несколько минут перед домом подруги мисс Мэри повернулась, чтобы попрощаться со мной, протянула руку и попросила наведаться к ней завтра, чтобы рассказать, как продвигается расследование, то проделала все это почти что с радостным видом.

Не стану скрывать, весь тот долгий вечер я вспоминал свидетельские показания, пытаясь вплести услышанное во время допроса в версию невиновности Элеоноры. Взяв лист бумаги, я набросал основные причины, по которым она попала под подозрение:

1. Ее вечерняя размолвка с дядей и явный холодок в их отношениях, о чем свидетельствуют показания мистера Харвелла.

2. Загадочное исчезновение одной из служанок.

3. Обвинения, брошенные в ее адрес сестрой, услышанные, впрочем, только мною и мистером Грайсом.

4. Ее увиливание от ответов на вопросы, касающиеся платка, запачканного пистолетной копотью, который был найден на месте трагедии.

5. Ее отказ говорить о бумаге, которую она якобы взяла со стола мистера Ливенворта сразу после того, как унесли тело.

6. Ключ, который обнаружился у нее.

«Темная история», – невольно подумал я, перечитывая записи, однако уже в следующий миг перевернул лист и стал писать на обороте следующие пояснения:

1. Размолвки и даже ссоры между родственниками случаются часто. Случаи, когда подобные размолвки и ссоры приводят к преступлению, – редко.

2. Исчезновение Ханны может означать что угодно.

3. Если обвинения, слетевшие с уст мисс Мэри в адрес сестры, прозвучали веско и убедительно, не менее веско и убедительно прозвучало ее публичное заявление, что она не знает и не подозревает, кто мог совершить преступление. Несомненно, обвинение было брошено спонтанно, но верно и то, что произнесено оно было в порыве сиюминутного возбуждения, без мысли о последствиях и, возможно, без должного обдумывания фактов.

4, 5. Невинный человек, мужчина или женщина, под влиянием страха легко может сказать такое, что скомпрометирует его.

Но ключ! Что сказать на это? Ничего. Ключ находился у Элеоноры Ливенворт, объяснений этому она не дала, и это вызывало подозрения, которые даже я не мог не признать. Дойдя до этого места, я сунул бумагу в карман и взял вечерний «Экспресс». Мой взгляд сразу же приковали к себе следующие строки:

Ах, во всем этом было хотя бы одно хорошо: мисс Элеонору пока еще не записали в подозреваемые. Но чего ждать от завтрашнего дня? Я вспомнил выразительный взгляд, с которым мистер Грайс передал мне ключ, и содрогнулся.

«Она не виновна, иначе и быть не может», – твердил я мысленно, но потом остановился и спросил себя: а какие есть тому гарантии? Только лишь ее прекрасное лицо. Только, только ее прекрасное лицо… Смешавшись, я положил газету и пошел вниз. Как раз появился посыльный с телеграфа с посланием от мистера Вили. Подписано оно было хозяином гостиницы, в которой остановился мистер Вили, и говорилось в нем следующее:

Вашингтон, округ Колумбия

Мистеру Эверетту Рэймонду

Мистер Вили сейчас лежит у меня дома, больной. Телеграмму ему не показывал, боюсь последствий. Покажу, как только будет уместно.

Я задумался. Откуда это неожиданное чувство облегчения? Быть может, я бессознательно боялся возвращения начальника? Но почему? Кто лучше его знал тайные пружины, управлявшие этой семьей? Кто еще мог указать мне верный путь? Возможно ли, что я, Эверетт Рэймонд, не хотел узнать правду? Нет-нет, этого нельзя допускать даже в мыслях. Я снова сел за стол, достал свой список, перечитал его и напротив пункта 6 красивыми, крупными буквами написал слово «подозрительно». Так-то! И пусть теперь кто-то попробует упрекнуть меня в том, что я позволил колдовскому лику ослепить себя настолько, чтобы не увидеть то, что в женщине без претензий на красоту было бы сразу воспринято как почти бесспорное доказательство вины.

И все же, закончив писать и перечитывая написанное, я вдруг произнес: «Если она скажет, что не виновата, я поверю ей». Мы, люди, – порождение собственных пристрастий.

Утренние газеты вышли с более подробным отчетом об убийстве, но, к моему огромному облегчению, ни в одной из них имя Элеоноры Ливенворт не упоминалось в той связи, которой я больше всего боялся.