Антология - Пустой дом Шерлока Холмса (сборник)

Сейчас он шантажирует меня, и я не знаю, что делать. У него есть запись камеры наблюдения из лифта, на которой видно, как я целую того мужчину. Он грозится обнародовать ее, если я не заплачу ему двести тысяч фунтов. А у меня нет своих денег, мистер Холмс, я не могу ему заплатить. Но если это всплывет, моя репутация погибнет и пострадает еще один человек, который этого совершенно не заслуживает. Помогите мне, прошу вас.

Доктор Уотсон иногда искал спасения от нормальной и размеренной жизни, навещая Холмса на Бейкер-стрит, 221b. Сейчас, правда, когда у него были иные обязательства – ожидающий его прихода накрытый стол и еженедельный воскресный обед с родственниками жены, – он не мог располагать своим временем, как прежде. Вот и теперь, получив сообщение от Холмса, он послушно отправился к другу, улучив момент, пока его жена была на пилатесе. Как Холмс и просил, доктор захватил с собой всю информацию о Чарли Милвертоне, которую ему удалось раздобыть в Интернете.

Холмс всегда вел себя очень сдержанно, когда Уотсон заходил в их старую квартиру, но доктор знал, что его друг просто старается не показывать, насколько рад его визиту.

– Итак, – приветствовал друга Уотсон, бросая на кофейный столик целую кипу бумаг. – Мне пришлось повозиться, выполняя вашу просьбу.

– Главное, что на работе было немного дел.

– Откуда вы знаете? Я мог бы все это сделать и дома.

– Слишком хорошая бумага, а домой вы покупаете ту, что попроще.

Уотсон никогда особо не перетруждался в офисе. У него была частная врачебная практика, и в основном к нему приходили бездельники, отправленные компанией его сестры. У нее была юридическая фирма, специализировавшаяся на договорах на обусловленную оплату. От Уотсона требовалось только подписать бумаги о том, что у пациента хлыстовая травма [2], стресс или нервное истощение, даже если ничего этого не было в помине.

– Чарли Милвертон был редактором таблоида, – начал рассказывать Уотсон. – Но его выгнали из-за проблем с алкоголем. Тогда он ушел в тень, но продолжил пользоваться своими широкими связями в журналистских кругах. Он помешан на знаменитостях, и именно к нему надо обращаться, если у кого-нибудь появляется компрометирующая запись, дискредитирующее письмо, украденное из электронного почтового ящика, или документ с душком. Он покупает и перепродает информацию. Считается, что он стоит за некоторыми сайтами, которые по большей части наполнены сплетнями об известных людях, но есть и один серьезный: там размещается политическая информация, правда, никто ничего не может доказать. – Уотсон откинулся в кресле, надеясь, что его друг оценит проделанную им работу.

– Вы приложили массу усилий, Уотсон, но самого важного раздобыть не смогли.

– Чего именно? – спросил Уотсон, обиженный, но не удивленный.

– Легитимность! Вы работаете с юридической фирмой, и мне нужно знать, не нарушает ли этот человек каких-либо законов.

– Я работаю на юридическую фирму, Холмс, а это меняет дело.

– Ну что ж, к счастью, я предвидел вашу неудачу и сам проконсультировался с нужным человеком, мистером Л. Пайком, известным адвокатом знаменитостей, который был мне обязан. Милвертон действует очень быстро. Он выбрасывает материал в прессу до того, как может быть подан запрос на безусловный запрет на публикации, а суды сейчас крайне неохотно встают на защиту пекущихся только о себе знаменитостей. Мне не остается иного выхода, как пойти с ним на переговоры от лица своего клиента, он прибудет сюда в течение часа. Прошу вас, Уотсон, останьтесь. Ваша жена собирается навестить подругу после пилатеса, поэтому она сегодня взяла машину, а вы приехали на такси. Я отсюда вижу чек, который торчит из кармана ваших брюк, с его помощью гораздо удобнее требовать возмещение затрат с юридической компании, на которую вы трудитесь.

Чарли Милвертон ввалился в комнату. Он был тучен, мал ростом и уродлив, и, казалось, шантаж был единственным средством для него оказаться вблизи «красивых людей», которыми он был одержим.

Холмс пытался убедить Милвертона пойти на уступки, но упрямый коротышка и не думал соглашаться. Его не интересовало ни уменьшение «штрафа», ни выплата требуемой суммы по частям. Попытка воззвать к его сочувствию тоже провалилась. Уотсон наблюдал за тем, как Холмс начал волноваться, теряя свое обычное хладнокровие перед подобным упрямством. Наконец Холмс, крайне удрученный и утомленный переговорами, поднялся из кресла и попросил Милвертона уйти, и монстр кричащих заголовков, победно улыбаясь, прошествовал к дверям.

– Плата должна быть внесена к субботе, мистер Холмс, иначе мне ничего не останется, как предать имеющиеся у меня материалы огласке. Передайте вашей клиентке, чтобы платила или же готовилась к последствиям.

Холмс захлопнул за Милвертоном дверь и вернулся в свое кресло. Уотсон не нарушал тишины, давая своему другу тщательно обдумать сложившуюся ситуацию. В конце концов, понимая, что его жена вскоре должна приехать домой, он встал, чтобы уйти.

– Жена будет жутко волноваться, если я задержусь.

– Дурацкий оборот речи, американизм, – пробормотал Холмс. Потом внезапно вскочил и схватил Уотсона за плечи: – Америка! Великолепно, Уотсон! Вы снова оказали мне неоценимую услугу, даже не осознавая этого! Дорогу до двери вы знаете сами…

С этими словами Холмс схватил свой пиджак и бросился к выходу. Он опять был полон той живой и бурлящей энергии, которая предвещала его недругам неминуемое поражение.

Привычный к манере Холмса вести дела, Уотсон тем не менее был поражен, когда в пятницу утром по новостным каналам прошли сюжеты об аресте Милвертона. Бывшего редактора таблоида арестовали в его жилище и препроводили в полицейский участок. Уотсон не стал слушать версий комментаторов о произошедших событиях и бросился на Бейкер-стрит. Эта новость стоила того, чтобы опоздать на работу и рискнуть навлечь на себя гнев недремлющих юристов.

– Америка, Уотсон! – гордо провозгласил Холмс. Он выглядел так, будто не спал всю ночь, но не утратил бьющей через край энергии. – Я должен перед вами извиниться, ведь то, что вы нашли, в конечном итоге сыграло решающую роль.

Извинения Холмса стали для Уотсона полной неожиданностью. Обычно все результаты его усилий воспринимались со снисходительностью и критикой. Когда вышла из печати его первая книга, Холмс был безжалостен: он назвал ее праздной погоней за сенсациями, не уделяющей достаточно внимания его «методу». Но хуже всего пришлось Гарету Лестрейду.

Холмс всегда спокойно принимал то, что его имя не попадало на страницы газет, и, разрешая труднейшие дела для Скотленд-Ярда, он никогда не ставил это себе в заслугу. Общественность считала, что все те дела были раскрыты Гаретом и его коллегами, раз уж их имена стояли под новостными заголовками. Однако после выхода книги Уотсона, несмотря на то что с момента описанных в ней событий прошло какое-то время, в обществе поднялась волна возмущения. Люди обвиняли полицию в том, что она присвоила себе результаты работы непрофессионального сыщика. Мол, деньги налогоплательщиков тратились напрасно, поскольку на самом деле порядок наводил рядовой гражданин. Сначала были протесты, затем расследование, а потом Гарету пришлось за все расплатиться. Он не был единственным полицейским, принимавшим помощь Холмса, но именно его сделали козлом отпущения. Это очень устраивало старшего суперинтенданта, учитывая его отношения с женой Гарета.