Рекс Стаут - Где Цезарь кровью истекал (сборник)

– Понятно. – Вульф кивнул. – Дело, как всегда, в тонкостях. Следующий пункт… Вы меня очень удивили тем, что сообщили вчера по телефону, когда я звонил вам от Осгудов. Можно было предположить, что каждого чистопородного теленка при рождении клеймят. Вы же сказали, что метят – клеймом на ухе – только полностью одноцветных телят, без белых пятен.

– Правильно.

– Значит, если Цезаря заменили другим быком, этого нельзя было обнаружить по отсутствию клейма?

– Нет. Только по расположению пятен на шкуре. Если свериться его с зарисовкой в регистрационной карте.

– Я помню, вы говорили. Как делаются эти зарисовки?

– Их делает сам владелец. При рождении теленка или, по крайней мере, до достижения им шестимесячного возраста. На обратной стороне регистрационного формуляра изображены контуры быка или коровы. Владелец раскрашивает эти контуры, используя белый цвет, три оттенка желтовато-коричневого (светлый, темный и с красноватым нюансом), коричневый и бурый. Формуляры хранятся в нашей конторе в Фернборо. По ним можно опознать любого быка или корову в течение всей жизни. Копии зарисовок делаются и на регистрационном удостоверении. Если вы покупаете быка и хотите убедиться, что прибретаете того, кого хотели, достаточно сравнить его окрас с зарисовками на документах.

– Значит, я вас правильно понял по телефону? Тогда это звучало немного странно.

– Это всеми признанный метод, – жестко заявил Беннет. – С ним никогда не возникало затруднений.

– Не возникало, и ладно. – Вульф вздохнул. – Еще один вопрос, пока вы пьете кофе. Возможно, вам придется подумать. Если принять гипотезу, что Клайд Осгуд действительно решил подменить Цезаря, то сколько быков в радиусе, скажем, пятидесяти миль годились для замены? Схожих с ним по сложению и окрасу. Помните только, что мы исключаем чемпионов, которые стоят тысячи долларов.

– Но я же сказал: это исключено, – возразил Беннет. – Сколь бы велико ни было сходство, Монт Макмиллан все равно заметил бы подмену. Он бы отличил Гикори Цезаря Гриндена от любого быка на свете.

– Я сказал, что это только гипотеза. Уважьте меня, и мы скоро кончим. Сколько таких быков в пятидесятимильной зоне?

– Простой вопрос, нечего сказать. – Беннет медленно помешивал кофе и размышлял. – Один такой бык есть прямо здесь, в павильоне. Уиллоудейл Зодиак, трех лет. Он никогда не достигнет Цезарева класса, но внешне очень похож: общее расположение пятен, стать и все такое.

– Вы уверены, что тот бык в павильоне действительно Уиллоудейл?

Беннет на мгновение задумался, затем с облегчением вздохнул:

– Да. Это, без сомнения, Уиллоудейл Зодиак. Судьи недавно осматривали его и нашли, что у него плохой окрас.

Он отпил немного кофе.

– Есть еще один бык у Холли, по кличке Ориноко. Он мог бы подойти. Разве что круп у него хиловат, но этого можно не заметить даже вблизи. Все зависит от того, с какой точки смотреть. У миссис Линвил, что живет неподалеку от Кроуфилда, имеется бык, который подошел бы даже больше, чем Ориноко. Но я не знаю, на ферме ли он сейчас. Она, кажется, собиралась везти его в Сиракьюс. Затем, конечно, был Гикори Букингем Пелл, сводный брат Цезаря, но он издох.

– Когда?

– Несколько месяцев назад. Сибирская язва. Испустил дух вместе с большей частью стада Макмиллана.

– Да. Это обернулось для владельца катастрофой. Букингем тоже выбился в чемпионы?

– Нет. И он, и Цезарь родились от великого старого Гикори Гэбриела. Но каким бы хорошим ни был производитель, нельзя рассчитывать, что ему каждый раз будет везти с потомством. На Букингема было приятно смотреть, но его подводил окрас, да и телки получились так себе. Его даже не выставляли после того, как в Джеймстауне он набрал всего шестьдесят восемь баллов.

– В любом случае, он пал. А что можно сказать о стаде Осгуда?

Беннет медленно покачал головой:

– Едва ли. Есть там подающий надежды молодой производитель, Тислиф Люцифер. Его можно было бы принять во внимание, но он скорее коричневатый, чем желтовато-коричневый с красноватым оттенком. Однако его можно спутать с Цезарем, если нет причин для подозрений и если не помнить расположения пятен у Цезаря.

– Сколько стоит Люцифер?

– Трудно сказать. На аукционе все зависит…

– Но по грубой оценке?

– Долларов пятьсот – восемьсот.

– Понятно. Всего лишь малая доля от сорока пяти тысяч.

– Свет еще не знал быка, который стоил бы сорок пять тысяч! – фыркнул Беннет. – Макмиллан получил за Цезаря эту цену не как эквивалент стоимости животного. Это была взятка, которую Пратт предложил ему, чтобы втянуть в позорный и отвратительный рекламный трюк. Один-два члена лиги оправдывают Макмиллана. Дескать, он понес ужасные потери из-за сибирской язвы, впал в отчаянье, а тут ему предложили кучу денег. Но по мне, ничто в этом мире не извиняет подобного поступка. И большинство со мной согласны. Я бы скорей застрелился, чем позволил себе… Эй! Джордж, я здесь! Я уже иду. Что случилось?

Отпихивая попадавшиеся на пути стулья, к нам подошел широкоплечий мужчина, которого я видел на выводном кругу.

– Неужели и десять минут нельзя без меня обойтись? – воскликнул Беннет. – Что у вас стряслось?

– Там собралась такая толпа, что мы не можем выводить скот. Наверное, целый миллион сбежался. В павильоне у голштинцев нашли под соломой убитого человека.

– Боже мой! – Беннет подпрыгнул. – Кто же это?

– Не знаю. Ничего нельзя понять. Вы бы видели, что́ там творится…

Это было все, что я услышал, поскольку они уже двинулись к выходу. Официантка бросилась за Беннетом, но я перехватил ее и сказал, что заплачу за него.

– Было бы естественным с моей стороны, – предложил я Вульфу, – отправиться туда и посмотреть, что к чему.

Вульф покачал головой:

– Уже четвертый час, нас ждут свои дела.

Он поднялся, с ненавистью посмотрел на складной стул, и мы выбрались из закусочной. Снаружи сделалось значительно свободнее. Вместо того чтобы сновать в разные стороны, посетители выставки устремились к скотоводческим павильонам, возбужденные, как хищные птицы, которые завидели добычу.

На выставке орхидей не было Чарльза Э. Шэнкса, зато мы повстречали Реймонда Плена, орхидеи которого не шли ни в какое сравнение с нашими. Вокруг стендов бродило обычное количество посетителей. Либо они не слышали об убийстве в голштинском павильоне, либо тут собрались оригиналы, которых цветы интересуют больше, чем трупы.

Вульф обменялся любезностями с Пленом, и мы приступили к делу. Одна из наших восемнадцати орхидей стала проявлять признаки увядания, так что я поставил ее под скамейку и накрыл газетой. Мы тщательно перебрали все остальные, расправили побеги и листья и удалили полдюжины цветов, которые начали вянуть.