Рекс Стаут - Где Цезарь кровью истекал (сборник)

Вукчич, который, почти так же как Вульф, привык добиваться своего, попробовал настаивать, но это ни к чему не привело. Он попытался взять Вульфа уговорами – и это не подействовало. Я зевал.

Наконец Вукчич решил плюнуть на свою затею:

– Ну ладно, завтра. Если поезд не потерпит крушение и мы останемся в живых. Я скажу Бере́ну, что ты лег спать.

– Берену? – Вульф выпрямился и даже ослабил свою мертвую хватку. – Это Жером Берен?

– Он самый. Он – один из пятнадцати.

– Приведи его. – Вульф прикрыл глаза. – Обязательно. Я хочу его видеть. Почему, черт побери, ты сразу не сказал, что это Берен?

Вукчич махнул рукой и вышел. Минуты через три он вернулся и придержал дверь для своего спутника. Вернее, спутников оказалось двое, и наиболее интересный, с моей точки зрения, вошел первым. Она сняла свою накидку, но осталась в шляпе, и от нее шел тот же свежий и пьянящий запах, что и на платформе. Я разглядел, что она молода, как любовная грёза, и глаза у нее темно-карие. Ее губы говорили о том, что она сдержанна, но любит посмеяться. Вульф окинул ее удивленным взглядом и переключил внимание на высокого грузного мужчину позади нее.

Вукчич представил собравшихся: мистер Ниро Вульф, мистер Гудвин, мистер Жером Берен, его дочь мисс Констанца Берен.

Поклонившись, я предоставил им продолжать знакомство, а сам занялся устройством сидений в нужном мне порядке. В результате три толстяка разместились на диване, любовная грёза – на стуле, а я – рядом с нею на чемодане. Она одарила меня дружеской улыбкой и отвернулась. Уголком глаза я заметил, как скривился Вульф, когда Вукчич вынул сигару, а Берен набил старую трубку и скрылся в облаках дыма. Узнав, что он отец грёзы, я начал испытывать к нему самые дружеские чувства. У него были черные с проседью волосы, борода, в которой седины встречалось еще больше, и глубокие блестящие черные глаза.

– Это мой первый приезд в Америку, – говорил он Вульфу. – Я только сейчас прочувствовал ее прелесть. В поезде чистота. Никакого мусора! А движение плавное, как полет чайки. Замечательно!

Вульфа передернуло, но Берен этого не заметил. Он гнул свое. Словами «первый приезд в Америку» он немного испугал меня. Я наклонился к своей грёзе и шепотом спросил:

– Вы говорите по-английски?

Она улыбнулась:

– О да. Вполне. Мы прожили три года в Лондоне.

– О'кей, – кивнул я и занял положение, в котором было всего удобнее на нее смотреть.

Я размышлял о том, как мудро поступил, не надев супружеского ярма на шею ни в одну из прежних попыток. Иначе сейчас мне пришлось бы скрежетать зубами. Стало быть, нужно держаться, пока зубы у меня еще достаточно крепкие. И вообще, смотреть никому не запрещено.

В это время отец ее говорил:

– Как я понял со слов Вукчича, вы собираетесь в гости к Сервану. Значит, последний вечер будет вашим. Впервые Америка удостоилась такой чести. В тысяча девятьсот тридцать втором году в Париже нас приветствовал премьер-министр, а председателем был еще живой Арман Флёри. А в двадцать седьмом – Ферид Халдах, тогда еще не профессионал. Вукчич говорит, что вы блюститель порядка. Это правда?

Вульф кивнул:

– Да, но не совсем. Я не полицейский, а частный детектив. Заманиваю преступников в ловушку и ищу улики, чтобы арестовать их. И делаю это за плату.

– Невероятно! Такая грязная работа!

Вульф попытался пожать плечами, но помешал толчок поезда. Его грозный взгляд предназначался не Берену, а поезду.

– Возможно. Каждый выбирает дело, которое способен делать без отвращения. Фабрикант детских колясок запутывается в паутине монополий и превращает рабочих в орудие для достижения своих корыстных целей. Безголовые политиканы стреляют друг в друга, и их мозги сгнивают прежде, чем им успевают поставить памятники. Мусорщику приходится копаться в пищевых отходах, а сенатору – в свидетельствах о коррупции высокопоставленных чиновников. И как знать, что́ грязнее? Разница только в том, что мусорщик получает меньше, вот и все. А я не пачкаю рук задаром, я назначаю высокую плату.

Берен проглотил все это.

– Но вы ведь не собираетесь делать для нас доклад о пищевых отходах, не так ли? – усмехнулся он.

– Нет. Мистер Серван попросил меня выступить на тему, как он ее определил, «Contributions Américaines à la Haute Cuisine» [3].

– Ба! – фыркнул Берен. – Но здесь не о чем говорить!

Вульф поднял брови:

– Не о чем, сэр?

– Не о чем. Мне говорили, что во многих американских семьях хорошо готовят. Я сам не пробовал. Я слыхал о тушеной солонине с овощами, кукурузных лепешках, похлебке из моллюсков и молочном соусе. Это наверняка вкусно, но это для всех. И конечно, не представляет интереса для поваров экстра-класса. – Он снова фыркнул. – Все эти блюда имеют такое же отношение к кулинарному искусству, как сентиментальные любовные песенки – к Бетховену или Вагнеру.

– Действительно. – Вульф ткнул в него пальцем. – Пробовали вы тушенную в масле черепаху или суп из цыплят с вишневым ликером?

– Нет.

– А бифштекс в два дюйма толщиной, приготовленный на дубовой доске, из которого под ножом сочится горячий красноватый сок? Он подается с петрушкой, тонкими кусочками лайма и картофельным пюре, которое тает во рту. Можно еще украсить блюдо толстыми ломтиками слегка обжаренных свежих грибов.

– Нет.

– А рубцы по-креольски из Нового Орлеана? А миссурийский окорок из графства Бун, запеченный с уксусом, патокой, вустерским соусом, сладким сидром и зеленью? А цыплят маренго? Или курицу в яичном соусе с изюмом, луком, миндалем, хересом и мексиканскими колбасками? А опоссума по-теннессийски? А омара Ньюбург? А филадельфийский черепаховый суп? И так вижу, что нет. – Вульф снова ткнул в него пальцем. – Не спорю, для кулинара Франция – рай. Но он хорошо сделает, если будет интересоваться любой кухней. Мне доводилось есть рубец по-кански у Фарамона в Париже. Он превосходен, но не лучше, чем рубец по-креольски, который не нужно проталкивать в горло с помощью вина…

В течение секунды мне казалось, что Берен собирается плюнуть ему в лицо. Предоставив им самим разбираться, я наклонился к Констанце:

– Я вижу, ваш отец – хороший повар.

Темные глаза удивленно посмотрели на меня из-под поднятых бровей.

– Он шеф-повар отеля «Корридона» в Сан-Ремо. Разве вы этого не знали?

Я кивнул:

– Да, я видел список «Les quinze maîtres» [4]. Вчера в «Таймc». Только теперь вспомнил. А вы сами умеете готовить?

– Нет. Ненавижу это занятие. Единственное, что я умею, это варить хороший кофе. – Ее взгляд спустился к моему галстуку, на мне был темно-коричневый в горошек, который очень шел к рубашке в зеленую полоску. – Я не расслышала вашего имени, когда мистер Вукчич знакомил нас. Вы тоже детектив?