Лилиан Браун - Кот, который читал справа налево (сборник)

– Того, с кем вам следует поговорить, – зовут мистер Лайк, если вы насчет рекламы, – объяснил он Квиллеру, – но он сейчас занят с клиентом. Может быть, подождете и осмотрите тем временем ателье?

– Вы мистер Старквезер? – спросил Квиллер.

– Да, но, по-моему, вам надо побеседовать с мистером Лайком. Он – тот…

– Был бы очень вам признателен, если бы вы рассказали мне об этих экспонатах, пока я жду. – Квиллер двинулся к лосиным рогам.

– Тут не о чем особенно рассказывать, – с беспомощным жестом ответил Старквезер.

– Что в последнее время покупают?

– Да почти все.

– А есть сейчас мода на какой-нибудь особый цвет?

– Нет. Все цвета в ходу.

– Я вижу, у вас тут современная обивка.

– У нас всего понемногу.

Интервью не клеилось; знаменитая «метода Квиллера» не срабатывала.

– Как у вас зовется эта штуковина? – спросил он, указывая на высокий секретер, стоявший на подножии в форме луковицы и инкрустированный экзотическими цветами и птицами.

– Это стол, – просветил его Старквезер. Затем его лишенное выражения лицо чуть заметно прояснилось. – Вот идет мистер Лайк.

Из-за восточной ширмы показался приятный человек чуть старше тридцати. Рука его обвивала стан женщины средних лет, которая краснела и улыбалась от удовольствия из-под тщательно подобранной шляпки.

Лайк говорил глубоким грудным голосом:

– Теперь ступайте домой, дорогая, и скажите вашему Старику, что вы должны заполучить ту софу длиной в двенадцать футов. Полагаю, она обойдется ему ничуть не дороже последней купленной им машины. И помните, дорогая, я хочу, чтобы вы пригласили меня к обеду, как только у вас снова будут эти обольстительные шоколадные пирожные. Не позволяйте их печь своему повару. Я хочу, чтобы вы испекли их сами – для вашего преданного друга Дэвида.

Говоря это, Дэвид Лайк поспешно вел женщину к выходу, где остановился и поцеловал ее в висок, – процедура прощания была рассчитана «от и до»: многозначительно, но не затянуто.

Когда он повернулся к Квиллеру, восторженность на его лице в одну секунду сменилась подчеркнутой деловитостью. Во взгляде сумрачных глаз сквозило холодное любопытство. Но самым удивительным в облике дизайнера были волосы – неестественно белые при таком молодом загорелом лице.

– Я Дэвид Лайк, – с профессиональным радушием пробасил он, протягивая руку для рукопожатия. Глаза его лишь на секунду сверкнули, скользнув вниз, но Квиллер почувствовал: они оценили его клетчатый галстук и ширину лацканов. – Пойдемте ко мне в кабинет, там и поговорим.

Репортер прошел за ним в комнату с темно-серыми стенами. По полированному полу черного дерева была раскинута леопардовая шкура. Развалистые кресла, массивные и пружинистые, были обиты тканью, текстура которой напоминала воздушную кукурузу. Заднюю стену украшало превосходное ню; кожа модели переливалась голубовато-серыми тонами, словно сталь.

Квиллер, сам того не желая, одобрительно закивал:

– Отменный кабинет.

– Рад, что он вам понравился, – ответил дизайнер. – Вы не находите, что серый цвет благороден? Я называю этот оттенок: «маковое семечко». Кресла – из высушенной смоковницы. Мне осточертели телесно-бежевый и молочно-белый. – Он потянулся за графином. – Как насчет глотка коньяку?

Квиллер уклонился. Сказал, что лучше выкурил бы трубку. Он изложил свою задачу, и Лайк пробасил:

– Напрасно вы, по-моему, назвали ваш журнал « Любезная обитель ». Это вызывает у меня ассоциации с перчатками, надушенными лавандой, и грешными монахинями.

– В каком же стиле вы работаете?

– В любом. Если люди хотят жить, как конкистадоры, английские лорды или французские аристократы, мы этому не противимся.

– Если вы нам укажете фешенебельный дом для фотосъемки, мы поместим снимок на обложке нашего журнала.

– Мы вовсе не против рекламы, – отозвался дизайнер, – но я не знаю, как отреагируют на это наши клиенты. Вы знаете, как оно бывает: чуть только мальчики из Вашингтона обнаруживают налогоплательщика, у которого в ванной ковер от стены до стены, они проверяют его налоговые декларации за последние три года. – Он веером перебрал карточки в каталоге. – У меня есть изумительная работа в грузинском стиле, в тонах шампанского и клюквы, но лампы не прибыли… А вот особняк эдуардовского стиля в тонах бенедиктин и сливы, но тут вышла задержка с драпировками: поставщик тканей не представил образцов.

– А не сможет ли фотограф снять в таком ракурсе, чтобы не было видно недостающих драпри?

Лайк принял было негодующий вид, но тут же передумал и лишь покачал головой:

– Нет: вам придется охватить и окна. – Он пролистал всю картотеку и вдруг выхватил из нее одну карточку. – Вот дом, который мне хотелось бы видеть в журнале! Вы знаете Джорджа Вернига Тейта? Я отделал ему дом под французский ампир и встроил витрины для его коллекции нефрита.

– Кто этот Тейт? – спросил Квиллер. – Я ведь в этих краях недавно…

– Вы не знаете Тейтов? Это одно из старинных семейств, живущих в нижней части города, в этих псевдозамках в Теплой Топи. Вы, конечно, знаете Теплую Топь – это нечто исключительное. – Дизайнер сделал печальное лицо. – К несчастью, чем длиннее родословная клиента, тем медлительнее он платит по счетам.

– Тейты принадлежат к светскому обществу?

– Вообще-то да, но сейчас они живут тихо. Миссис Тейт нездоровится, как принято говорить в гостиных Теплой Топи.

– Как вы думаете, они позволят сделать несколько снимков?

– Старые миллионеры избегают рекламировать свое состояние, – сказал Лайк, – но в данном случае я, возможно, сумею их убедить.

Обсудили другие варианты, но и репортер, и дизайнер сошлись на том, что дом Тейта подходит как нельзя лучше: известная фамилия, вычурный дизайн и, к вящему интересу обывателей, коллекция нефрита.

– Кроме того, – самодовольно улыбнувшись, сказал Лайк, – это единственная работа, в которой я обставил Сорбоннскую студию. Буду весьма доволен, увидев дом Тейта на обложке «Любезной обители».

– Если вам удастся договориться об интервью, пожалуйста, сразу позвоните, – сказал Квиллер. – Мы выпускаем первый номер в сжатые сроки. Я дам вам свой домашний телефон.

Он написал номер на «Дневном прибое» и встал, чтобы откланяться.

На прощание Дэвид Лайк искренне пожал ему руку:

– Удачи с новым журналом. И – могу ли я дать вам отеческий совет?

Квиллер с интересом уставился на «папашу», который был явно моложе его.

– Убедительно вас прошу, – с обаятельной улыбкой сказал Лайк, – никогда больше не называйте драпировки «драпри».

Квиллер вернулся на службу, взвешивая все «за» и «против» нового назначения и нежно подумывая о ленче в привычной обстановке пресс-клуба, цвет стен которого навевал воспоминания о недожаренной говяжьей вырезке.