Гилберт Честертон - Убийства на улице Морг. Сапфировый крест (сборник)

– Господи Боже, откуда такие идеи?

– Отгадка несколько слишком очевидна.

– Ха-ха-ха! А-ха-ха!.. О-хо-хо! – от хохота нашего гостя затряслись стены. – Дюпен, ну вы меня просто уморили.

– Так что, в конце концов, случилось? – спросил я.

– Сейчас расскажу, – успокоив себя долгой затяжкой, ответил префект и опустился в кресло. – В двух словах, но, прежде чем я начну, позвольте предупредить вас, что это дело требует соблюдения строжайшей тайны, и я могу лишиться должности, если станет известно, что я кому-то о нем рассказал.

– Продолжайте, – произнес я.

– Или нет, – сказал Дюпен.

– Ну что ж… Мне из самых высоких кругов частным образом сообщили, что из королевской резиденции похищен определенный документ первостепенной важности. Известно, кто его похитил. В этом нет сомнения, потому что видели, как этот человек его брал. Кроме того, известно, что документ все еще находится у него в руках.

– Откуда это известно? – спросил Дюпен.

– Это вытекает из самой природы документа, – ответил префект. – Если бы он сменил владельца, это наверняка привело бы к определенным последствиям, но ничего подобного до сих пор не произошло. Я имею в виду, если бы похититель использовал его в тех целях, для которых выкрал.

– Вы не могли бы выражаться яснее, – попросил я.

– Я могу лишь добавить, что бумага эта дает ее владельцу некоторую власть в определенных кругах, где эта власть имеет огромное значение. – Префект считал себя великим дипломатом.

– Все же мне еще не все понятно, – сказал Дюпен.

– Да? Ну, если раскрыть содержание этого документа третьей стороне (имен называть я не буду), это бросит тень на одного очень высокопоставленного человека, и это дает его владельцу власть над той знатной особой, чьи честь и спокойствие оказались под угрозой.

– Но чтобы иметь такую власть, – вставил я, – вор должен знать, что той особе известно, кто вор. Кто же осмелится…

– Вор, – сказал Г., – это министр Д., который осмелится на все что угодно, и неподобающее, и подобающее мужчине. Кража была совершена дерзко и изобретательно. Документ, о котором идет речь – будем откровенны, это письмо, – попал в руки жертве кражи, когда та находилась одна в королевском будуаре. Как раз тогда, когда она стала его читать, там же неожиданно появилось другое высокопоставленное лицо, от которого она хотела его утаить. Особа эта попыталась сунуть письмо в ящик, но, когда это не получилось, была вынуждена оставить его открытым, прямо на столе. Но бумага легла так, что наверху оказался адрес, самого текста видно не было, так что письмо осталось незамеченным. И тут появился министр Д. Его рысьи глаза сразу заметили бумагу, он мгновенно узнал почерк, которым написан адрес, сопоставил его со смущением той особы, которой оно адресовалось, и понял, в каком положении та находится. Как обычно торопливо обговорив кое-какие дела, министр достает другое письмо, чем-то похожее на первое, раскрывает его, делает вид, что читает, и кладет на стол рядом с первым. Затем еще минут пятнадцать разговаривает об общественных делах, после чего берет со стола чужое письмо. Истинная владелица письма это прекрасно видит, но в присутствии третьей стороны, разумеется, не осмеливается привлечь к этому факту внимание. Министр, оставив на столе свое письмо, не имеющее никакой ценности, прощается и уходит.

– Вот вам и основание для власти, – повернулся ко мне Дюпен. – Вор знает, что жертва знает, кто вор.

– Да, – кивнул префект. – И в течение последних нескольких месяцев вор стал пользоваться полученной таким образом властью, не зная меры. Ограбленная персона все больше и больше склоняется к тому, что письмо нужно во что бы то ни стало вернуть. Но этого, конечно, нельзя сделать открыто. Словом, в отчаянии она обратилась за помощью ко мне.

– И более проницательного помощника, – заметил Дюпен, окутав себя густым облаком дыма, – я полагаю, не только найти, но и вообразить невозможно.

– Вы мне льстите, – ответил префект. – Хотя, возможно, такие соображения и приходили ей в голову.

– Из того, что мы услышали, – сказал я, – следует, что письмо по-прежнему находится в руках министра, поскольку именно обладание этим письмом, а не его использование, дает эту власть. Как только он пустит его в ход, власти он лишится.

– Совершенно верно, – подтвердил Г., – и именно на основании этого убеждения я и действую. Первым делом мне следовало тщательно обыскать особняк министра, и тут передо мной возникло главное затруднение: это нужно было сделать так, чтобы он об этом не узнал. Помимо прочего, меня предупредили о той опасности, которая может угрожать мне, если он заподозрит о наших намерениях.

– Но вы же au fait [56]в делах такого рода, – воскликнул я. – Парижской полиции тысячу раз приходилось таким заниматься.

– О да, и именно поэтому я не терял надежды. К тому же привычки министра были мне на руку. Его часто не бывает дома всю ночь. Слуг у него совсем мало, спят они далеко от комнат хозяина, и, поскольку в основном это неаполитанцы, их очень легко напоить. Вы знаете, у меня есть ключи, которые открывают любые двери любых домов в Париже. За три месяца не было и ночи, чтобы я лично большую часть ее не провел в особняке Д., роясь в его вещах. На карту поставлена моя честь, и (только между нами, господа) награда обещана огромная. Поэтому я не прекращал обыски до тех пор, пока не убедился, что вор оказался хитрее меня. Я обследовал каждый уголок, каждый закоулок его дома, где только можно было спрятать бумагу.

– Но разве не может быть, – предположил я, – что, хоть письмо и у министра, он хранит его не у себя дома, а в каком-нибудь другом месте?

– Такое вряд ли возможно, – возразил Дюпен. – Нынешнее состояние дел при дворе, да и та игра, которую затеял Д., говорят о том, что документ этот ему необходимо всегда держать под рукой. Он должен иметь возможность в любую секунду им воспользоваться… Это почти так же важно, как и само обладание письмом.

– Воспользоваться в любую секунду? – переспросил я.

– Другими словами, уничтожить, – пояснил Дюпен.

– Действительно, – заметил я. – Значит, в самом деле, письмо должно храниться где-то в доме. Ну а возможность того, что министр всегда носит этот документ с собой, я думаю, можно исключить.

– Полностью, – поддержал меня префект. – Его уже дважды под видом грабителей останавливали и тщательнейшим образом обыскивали наши люди. Я сам за всем следил.

– Могли не беспокоиться, – сказал Дюпен. – Д., насколько я понимаю, не дурак, и должен был предвидеть подобные «встречи».

– Не дурак, – согласился Г., – но он поэт, а это почти то же самое.

– Вы правы, – задумчиво попыхтев трубкой, произнес Дюпен. – Хотя, к стыду своему, я и сам пописываю.