Гилберт Честертон - Убийства на улице Морг. Сапфировый крест (сборник)

Войдя наконец в магазин, он прошел через кондитерскую в заднюю комнату, где располагалось что-то вроде ресторанчика, в котором можно было заказать сладкие блюда, по дороге едва приподняв шляпу, приветствуя молодую девушку за прилавком. Юная особа была смугла, стройна и расторопна, на щеках ее играл румянец, а карие внимательные глаза ярко блестели.

Выждав положенное время, она направилась вслед за посетителем, чтобы принять заказ.

Молодой человек, очевидно, был здесь частым гостем.

– Мне, пожалуйста, – привычным голосом сказал он, – одну сдобную булочку за полпенни и маленькую чашку черного кофе. – И прежде чем девушка успела повернуться, добавил: – И еще выходите за меня замуж.

Молодая продавщица замерла и произнесла:

– Я таких шуток не признаю.

Рыжий юноша поднял неожиданно глубокомысленные серые глаза.

– Правда, я не шучу, – сказал он. – Это так же серьезно, как… булочка за полпенни. Это дорого, за это надо платить, как за булочку. Это так же не съедобно, как булочка. Это тяжело.

Смуглая юная леди пристально вглядывалась в него своими темными глазами, и взгляд ее был таким напряженным, что казался почти трагичным. Наконец по лицу ее скользнуло что-то вроде тени улыбки, и она села напротив посетителя.

– Вы не находите, – несколько рассеянно заметил Ангус, – что поедать такие булочки за полпенни довольно жестоко? Они же могли бы вырасти и стать булочками за пенни. Когда мы поженимся, я брошу это варварское занятие.

Смуглая юная леди встала и явно в глубокой задумчивости подошла к окну, было видно, что неожиданное предложение не вызвало у нее неприязни. Наконец, решительно повернувшись (должно быть, приняв какое-то твердое решение), к своему удивлению, она увидела, что юноша аккуратно расставляет на столе различные предметы из витрины. Среди них была пирамидка ярких конфет, несколько тарелок с бутербродами и два графина с теми загадочными напитками, которые в кондитерских называются портвейн и шерри и которые не встречаются больше нигде. Посередине он осторожно поставил огромный покрытый белой пудрой торт, который был главной деталью оформления витрины.

– Вы что делаете? – удивилась она.

– Так положено, дорогая Лора, – начал он.

– Боже, прекратите немедленно, – вскричала девушка. – И не разговаривайте со мной так. То есть… Что все это значит?

– Банкет, мисс Хоуп.

– А это что? – раздраженно спросила она, указав на белую гору посередине.

– Свадебный торт, миссис Ангус, – ответил он.

Девушка решительно подошла к столу, взяла торт и с глухим стуком поставила его обратно на витрину. После этого вернулась и, уткнув в стол изящные локотки, сердито, но без злобы посмотрела на молодого человека.

– Вы не даете мне время подумать, – сказала она.

– Я же не дурак, – ответил он. – Это все моя христианская скромность.

Она все еще смотрела на него, но, хоть и улыбалась, глаза ее сделались серьезными.

– Мистер Ангус, – размеренным голосом произнесла она, – прежде чем этот вздор продолжится, я должна вам кое-что рассказать о себе.

– Отлично, – тоже серьезно ответил Ангус. – Раз уж на то пошло, можете и обо мне что-нибудь рассказать.

– Так, помолчите и послушайте, – строго сказала она. – Это не то, за что мне бы могло быть стыдно, и я даже вовсе не сожалею об этом, но что бы вы сказали, если бы узнали кое-что такое, что от меня не зависит, но доставляет мне массу неприятностей?

– В таком случае, – значительно ответил юноша, – я бы сказал: несите обратно торт.

– Сперва выслушайте мой рассказ до конца, – настойчиво продолжила она. – Для начала я должна сказать вам, что у моего папы в Ладбери был трактир «Красная рыба», и я работала там за стойкой бара.

– А я-то думал, – промолвил он, – почему в этой кондитерской меня все время тянет помолиться?

– Ладбери – это сонная грязная дыра в одном из восточных графств, и единственными посетителями «Красной рыбы» были проезжие торговцы, кроме этого, туда заходили самые неприятные люди, которых только можно вообразить, да только вы не вообразите их, потому что никогда с такими не встречались. Я имею в виду мелких бедных людишек в грязной дрянной одежде, которых ничего в жизни не интересует и которым нечего делать, кроме как ходить по пабам и трактирам и ставить на лошадей. Да и эта молодая рвань нечасто заглядывала к нам. Среди них были двое, которые наведывались к нам слишком часто… У обоих водились деньжата, но меня они всегда раздражали тем, что были ужасно скучными и всегда одевались слишком нарядно. И все же мне было немного жаль их, я думала, что они ходили в наш маленький трактир, где никогда не бывало людно, только потому что у обоих были физические недостатки. Не уродства, но… Над такими неотесанные деревенские мужланы насмехаются. Один был очень маленького роста, ну, вроде карлика или, по крайней мере, жокея. Только, кроме роста, на жокея он вовсе не походил, у него была круглая голова, черные волосы, аккуратная черная бородка и яркие, как у птицы, глаза. Он вечно позвякивал монетами в кармане и большой золотой цепочкой от часов, к тому же всегда являлся разодетым: джентльменом себя выставлял, не понимая, что настоящие джентльмены так не одеваются. Однако, хоть он и был лентяем и бездельником, дураком его не назовешь. Он умел делать всякие штуки, совершенно бесполезные, но забавные, что-то вроде фокусов: устраивал настоящий фейерверк из пятнадцати спичек, которые зажигали друг друга, или делал из банана или чего-нибудь похожего танцующую фигурку, ну и так далее. Звали его Исидор Смайт. Я до сих пор вспоминаю это маленькое смуглое лицо, как он подходил к стойке и показывал прыгающего кенгуру из пяти сигар.

Второй человек был не таким общительным и выглядел обычнее, но почему-то меня он тревожил намного больше, чем бедный малыш Смайт. Этот, наоборот, был очень высоким, худым и светловолосым, с ужасно горбатым носом. Но его можно было бы даже назвать по-своему красивым, если бы не жуткое косоглазие. Таких страшных глаз, как у него, я больше ни у кого не видела. Когда он смотрел прямо на меня, невозможно было понять, что он при этом видит, и куда тебе смотреть самой. Мне кажется, этот недостаток беднягу сильно тяготил, потому что, если Смайт всегда был готов где угодно показывать свои фокусы, Джеймс Уэлкин (так звали косоглазого) занимался только тем, что пил в нашем трактире и подолгу бродил в одиночестве по унылой округе. Хотя Смайту, наверное, его маленький рост тоже не приносил удовольствия, просто он скрывал это тщательнее. В общем, я сильно удивилась, испугалась и расстроилась, когда они оба, чуть ли не в один день, сделали мне предложение.

И я сделала такое, что потом сама же посчитала глупостью. Но уродцы эти были мне как бы друзья, и я испугалась, что они решат, будто я отказываю им из-за того, что считаю их безобразными. Поэтому я придумала какую-то историю, будто дала себе слово не выходить замуж за того, кто сам не добился чего-то в жизни. Наплела им, что из принципа не хочу жить на не заработанные, а полученные по наследству (как у них) деньги. Вся эта история началась спустя два дня после того, как я дала им такой ответ. Сначала стало известно, что оба они подались искать счастья, ну прямо как в глупой сказке. С того дня и поныне я их больше не видела, но от Смайта (это который маленький) мне пришло два письма, и оба – удивительные.