Кэрол Дуглас - Танец паука

– В твоем голосе мне слышится личная обида, Нелли Блай.

– Для меня это и правда личное. Отец мой был судьей, но моя матушка – вторая его жена. Когда он умер, нам с мамой пришлось съехать с немногочисленными пожитками. Мать снова вышла замуж, за ветерана гражданской войны, но он пил и был неуправляем. Наконец я заставила матушку уйти от этого животного и избавить братьев и сестер от ежедневных пьяных дебошей отчима. Так что я знаю, через что проходят бедные дети, и именно об этом я стараюсь поведать со страниц «Уорлд».

– То есть когда ты запираешь себя в сумасшедшем доме или находишь какого-то младенца на продажу, то действуешь на самом деле как шпион, вроде меня?

– Можно и так сказать.

Он приподнял шляпу.

– Давай отыщем Матушку Хаббард и посмотрим, что же спрятано в ее чулане.

Оказалось, что Матушка Хаббард руководит школой уличных воров и большинству ее учеников нет и пятнадцати.

Эта последовательница Фейгина [75]обосновалась вместе со своей воровской шайкой на пустующем первом этаже бывшего фабричного здания.

Мы с Квентином потихоньку подошли к ней, поскольку больше взрослых не наблюдалось, и выложили на стол карты, вернее, две долларовые бумажки. Мы поведали о нашем затруднительном положении самым жалостливым образом, понимая, что разыгрываем наше представление перед профи, умеющей давить на жалость.

– Матушка Хаббард, – сказала я, словно это смехотворное имя было почетным. – Мы в ужасной беде и слышали, что вы можете помочь.

Перед нами сидела старая дама, вся в черном, как диккенсовская бабушка, с резкими чертами лица.

– Откуда вы про меня прознали?

– От подруги, – быстро сказала я, – которой вы раньше помогали. – Я не знала наверняка, сама ли Ева ходила покупать младенцев, но совершенно ясно, что с этим как-то связана миссис Т. Анна Суинтон. – Миссис Суинтон. Пожилая леди. Очень респектабельная. Она клялась и божилась… Ох, наверное, мы не туда пришли.

Я заламывала руки, пока не стало больно и на глаза не навернулись слезы.

– Ну же, Филомена, – проворковал Квентин, несказанно удивив меня. Где он откопал такое имя? – Тебе нельзя волноваться. Ты же знаешь, что у тебя слабое здоровье.

– Слабое, – повторила я, всхлипнув. – Да… я потеряла ребенка. При рождении. Доктора сказали, что больше детей у меня не будет. А тут родители Джефферсона приезжают в Нью-Йорк и хотят посмотреть на малыша!.. – Я начала подвывать, как беспризорник.

Стенхоуп взял меня за руки.

– Мы рассчитывали получить подарок от родителей на крещение младенца. Учитывая, сколько денег мы потратили на подготовку, не говоря уже о пустой колыбельке, нам отчаянно нужна их помощь.

– А я хочу вернуть мое дитя! – Я рыдала очень убедительно: достаточно было представить, что речь идет об одной из моих сестренок, умершей при рождении, и слезы побежали сами собой.

– Вы можете нам помочь? – спросил Квентин. – И сколько это будет стоить?

– Смотря что требуется. – Матушка Хаббард была деловой женщиной, несмотря на черную шляпку и накидку. – Какой возраст нужен?

Мы обменялись супружескими взглядами, и я сказала:

– До трех месяцев, достаточно маленький ребеночек, чтобы походить на любого из родственников.

– Мальчик или девочка?

Мы снова переглянулись.

– Мы еще не говорили родителям, – объяснил Квентин. – Но раз умерла девочка, то лучше хоть в этом не обманывать стариков.

Матушка Хаббард кивнула:

– Но вы им не сообщили и о смерти ребенка, иначе ваши надежды пошли бы ко дну.

– Мм… да, – призналась я, стараясь, чтобы в голосе слышалась печаль о потере ребенка, а не о деньгах.

– Как скоро?

Этого мы не решили.

– Два-три дня, – сказал Квентин.

– Деньги при себе?

– Кое-какие, – чопорно сообщил Стенхоуп.

– Это будет стоить двадцать долларов.

– Двадцать долларов! – Мое удивление было совершенно искренним. Оказывается, детей продают и покупают по дешевке!

Матушка Хаббард переводила взгляд с меня на Квентина и обратно.

– Ладно: восемнадцать долларов, и ни пенни меньше.

– Мы можем себе это позволить, Филомена, – заверил меня «муж» с драматическим волнением. – С трудом, но…

Я в ответ лишь печально кивнула и прижала платок к глазам.

– Девочку не обещаю. Приходите завтра с деньгами, и ребенок ваш.

– А она… он… будет здоровеньким?

– Вы что, дойную корову покупаете? Я не знаю. Думаю, что при должном уходе выживет. Матери этих малолетних жуликов плодятся, как крольчихи, и всегда не прочь обменять новый рот на деньги, чтобы прокормить уже имеющихся. Я скажу, что бездетная пара хочет дать ребенку хороший дом, и мамаша быстро смекнет, что это к лучшему. – Матушка Хаббард то опускала глаза, то вновь поднимала. – Вы кажетесь вполне респектабельными, иначе я бы вам ребенка не продала, но я возьму восемнадцать долларов, и ни пенсом меньше.

Мы с готовностью покивали и ушли.

На переполненной жаркой улице мы глубоко вздохнули и подвели итог.

– Филомена? – спросила я.

– Необычные имена кажутся подлинными, а распространенные вроде Джона и Мэри вызывают подозрение, не успеешь еще их произнести. – Квентин снова нахмурился. – И как мы поступим теперь с ребенком и школой Матушки Хаббард?

– Я сообщу в полицию. Это единственное, что я могу сделать, ну и напечатаю правду в газете.

– А ребенок?

– Он отправится в приют – это милосерднее, чем служить живым товаром.

– Ты можешь это гарантировать?

– Я могу гарантировать, что расскажу всю правду о торговле младенцами, но не могу обещать, что помогу каждой жертве. Мне самой надо кормить матушку, а еще братьев и их семьи.

– Хм-м, – протянул Квентин в своей раздражающей манере, которая свойственна также Шерлоку Холмсу, а еще Нелл Хаксли.

– Ты хочешь помогать мне в расследовании или нет?

Стенхоуп кивнул.

– Я должна рассказать, что каждый желающий может купить младенца и никто не задаст ему никаких вопросов.

– Кстати, что случится с четвертым младенцем Гамильтонов?

– Окажется в приюте, я думаю: Роберт Рой уж точно не захочет его оставить. И кто сможет его винить?

– Жизнь и смерть дешево стоят во всем мире, Пинк. В некоторых местах нежеланных младенцев просто оставляют умирать на улице. Природу избирают способом казни, чтобы не замарать человеческие руки. Нью-Йорк ничем не хуже остального мира.

– Почему он не может быть лучше?

– Может, и будет, когда ты опубликуешь свою историю.

– Может. Ненадолго. В этом конкретном месте. Но мир не изменится.

– Может, и изменится. Ненадолго. В этом конкретном месте. И в других. Именно на это надеемся мы, агенты, даже понимая, что зачастую наши надежды тщетны.