Кэрол Дуглас - Танец паука

На побережье в Сан-Хуан-дель-Норте нас ожидал пароход «Теннесси». Мистер Уокер, «избранник судьбы» из Теннесси, остался там, покорять Никарагуа.

Я же поехала дальше вместе со своими сундуками и непосильной тяжестью горя. Я прибыла в Нью-Йорк шестнадцатого декабря, незадолго до Рождества, и не могу сказать, что меня там никто не ждал. Меня встречали старые друзья, которые теперь представляли нечто для меня совершенно новое: христианскую духовность. Там же был и мой джентльмен из Калифорнии, и семья моего потерянного любимого, Франка Фолланда.

Кто-то из них стал очень богат, кто-то знаменит, но никто не пользовался такой дурной славой, как я. В моем возрасте подобная слава не предмет гордости, а бремя.

Я приехала в Нью-Йорк. Моя последняя попытка покинуть его не удалась: статуя Свободы уже предъявила на меня свои права, и девушка из Слайго уже никогда ее не оставит, как и сотни тысяч умирающих от голода сыновей и дочерей Ирландии, нашедших здесь прибежище, как нашла его я, единожды и навсегда.

– Надо найти миссис Бьюкенен, – сказала Ирен.

– Я полагаю, ты не о супруге бывшего президента.

– Нет, Нелл, хотя добраться до такой известной личности было бы куда проще.

– А что ты станешь делать, если отыщешь-таки эту ничем не примечательную миссис Бьюкенен?

– Хороший вопрос. Я хочу знать, была ли она жадной хищницей под маской участливой подруги. Боюсь, если так поставить вопрос, никакой информации я не получу, так что придется сказать, что я пишу биографию покойной Лолы.

– И как ты найдешь подругу Монтес?

– Раз в конце жизни она была рядом с Лолой, как и Церковь, то я думаю, епископ Поттер мог бы снова помочь нам. В конце концов, мы сделали щедрое пожертвование.

– Наверное, тебе стоит позвонить не ему лично, а его помощникам.

Ирен подумала, слегка наклонив набок голову.

– Полагаю, нет. Епископ наверняка хочет, чтобы предложение отца Хокса канонизировать Лолу осталось тайной. Уверена, идею сочли чудачеством стареющего человека, но отнеслись к ней терпимо, хоть она и попахивала сумасшествием.

– То есть ты не разделяешь взгляды отца Хокса на личность Лолы?

– Я думаю, она искренне раскаивалась в том, что всю жизнь давала волю собственному дикому нраву. Лола признает, что была взбалмошной с юности. Думаю, время смягчило ее характер, особенно годы, проведенные в Грасс-Валли, а потом еще и эта ужасная поездка в Англию, брак с обманщиком. В некотором смысле она всегда искала мужчину, который мог бы о ней позаботиться, даже если в своей независимости противилась любым проявлениям заботы. Я бы сказала, что в конце жизни она стала мудрой, но не святой.

Мне снова пришла в голову неприятная мысль.

– Ирен, учитывая, в каком ослабленном состоянии она была после удара, с ней легко было расправиться. Ты не думаешь, что кто-то истязал ее и потому от баснословного богатства ничего не осталось?

– Такое возможно, но удар наносит вред разуму, а из камня здравого смысла не выжмешь. Я надеюсь, что Лола умерла своей смертью, а в присутствии священника ей просто не могли сделать ничего плохого. Непрошеный визит жадной матери стал для нее худшей пыткой.

– Как печально.

– Решено. Посетим еще раз Епископальный клуб.

– Не уверена, что хочу и дальше обманывать священников.

– А мы их не обманываем, просто не предоставляем всю информацию. Надо пойти, Нелл. Тот юный отец Эдмонс, который так сиял при виде тебя, без сомнения, куда охотнее поделится сведениями, чем если я пойду одна.

– Чушь, Ирен, – отрезала я, но подхватила перчатки и шляпку.

Мы поехали на трамвае. Думаю, что подруга хотела ублажить мою скупую натуру. Пока мы тряслись в суматохе, вдыхая сопутствующие ароматы транспортного потока, я размышляла над тем, что и правда стала предметом интереса странных молодых людей. Может, дает о себе знать свободная атмосфера Америки? Или одежда из универмага? Или моя новая талия а-ля Нелли Блай? Или какая-то перемена во мне самой? Я не хотела интересоваться мнением Ирен, как не стала бы допытываться об этом у клерка в книжном магазине или у отца Эдмонса. И особенно у Квентина.

Мы взмокли, пока пешком шли два квартала до Епископального клуба. Когда мы спросили там отца Эдмонса, нам ответили, что его нет. После того как Ирен представилась, нас снова пригласили в приемную ожидать самого епископа.

– Милые дамы, – поприветствовал он нас, закрывая дверь за собой. – Чем могу служить вам сегодня?

– Мы хотели поговорить с отцом Эдмонсом, но его нет на месте.

– Я к вашим услугам, – ответил епископ и с готовностью улыбнулся. – Прошу, задавайте вопросы.

– Нас интересует миссис Бьюкенен, которая навещала миссис Гилберт в последние дни болезни. Мы хотели бы отыскать ее и поговорить с ней.

– Как жаль, что отец Хокс отсутствует.

– Он единственный священник, который что-то знает о ней?

– Определенно. Поймите, отец Хокс в солидном возрасте, и мы терпимо относимся к тому, что он столь предан памяти этой женщины. Вряд ли он откроет что-то удивительное о ней. Правда, он сообщал о странном шорохе, который, по словам хозяйки, раздавался в пустующей комнате уже после смерти миссис Гилберт. В здании провели ремонт, так что трудно определить даже, в какой комнате она жила. Я так и сказал джентльмену из газеты, который заходил. Отец Хокс очень искренний человек, возможно, его просто слишком впечатлила печальная кончина этой женщины, пусть и раскаявшейся в своих грехах.

– Джентльмен из газеты? Когда он заходил?

– Прямо накануне вашего первого визита. Я точно не припомню. Честно говоря, я не стал с ним церемониться, поскольку не хотелось, чтобы странные идеи отца Хокса напечатали крупным шрифтом и разнесли по всему Нью-Йорку. Ваши поиски личные, поэтому, уверен, вы сами не захотите предавать их огласке.

– Конечно же! – Я впервые подала голос и высказалась довольно непреклонно.

– Именно, мисс Хаксли. Я сразу понял, что вы женщины умные и тонко чувствующие. Что касается миссис Бьюкенен, то она, наверное, уже очень стара, да и население Нью-Йорка значительно увеличилось за последние тридцать лет. – Он немного подумал. – Полагаю, единственное, что вы можете сделать, – поспрашивать ее соседей.

– А как выглядел тот джентльмен из газеты?

– Высокий сутулый мужчина. Немного староват для журналистики, но алчущий. Воспитанный, хоть я и не захотел ему помогать по очевидным причинам. Газетчики в наши дни ищут сенсаций, особенно девушки-репортеры, которые роются в навозе, разоблачая злоупотребления. Я не хочу, чтобы Церковь становилась предметом малоприятных спекуляций в прессе.