Рори Клементс - Мститель

Но эта смерть случилась не на поле боя или в разгар битвы. Это было хладнокровное убийство. И не просто убийство, жертву пытали, ибо между пальцами рук и ног Батлера были сделаны страшные длинные разрезы. Следы запекшейся крови вокруг рта свидетельствовали о том, что язык ему отрезали.

Но это было еще не все. У Джека на груди лежала шифровальная книга Сесила, «Доходное искусство садоводства», проколотая длинным кинжалом насквозь, кончик которого вонзился прямо в мертвое сердце Батлера.

Шекспир упал на колени возле тела своего слуги. Ему хотелось оплакать его, ибо Джек был хорошим человеком. Скромным, но храбрым и преданным. Он пять лет служил ему верой и правдой и ни разу ни на что не жаловался. Шекспир сложил руки, закрыл глаза и прочитал «Отче наш».

Он коснулся холодного лица Джека Батлера и поднялся на ноги. Чего же на самом деле хочет Макганн? Шекспир ни на мгновение не поверил, что он защищает графа Эссекса. Этот ирландец заботился лишь об одном человеке – о себе самом.

Он прошел в конюшню. Конюх был на месте. У Шекспира не было настроения для объяснений.

– Сайдсмен, немедленно отправляйся за констеблем.

– Да, господин Шекспир. – Перкин Сайдсмен бегом бросился исполнять поручение. Шекспир вернулся в школу. Он взял одеяло и укрыл им тело Батлера, затем отправился за одеждой для дворцовых приемов и деньгами. Когда Джон снова вернулся во внутренний двор, констебль был уже на месте. Конюх держался позади.

Шекспир показал офицеру тело.

– Уведомите шерифа и коронера, а тело передайте досмотрщику мертвых в собор Святого Павла. Все понятно?

Констебль, туповатый приятель с жидкими волосами и раздутым животом, колебался.

– Констебль, его убили. Имя жертвы – Джек Батлер. Его убили тем же способом, как и по крайней мере еще двоих несчастных. Передайте досмотрщику мертвых, что вас послал Джон Шекспир, и он расскажет все, что вам нужно знать. Сообщите ему имя: Макганн. Чарли Макганн. Если сможете его найти, арестуйте и допросите. Это опасный человек. У него есть сообщник, известный под именем Слайгафф. Его тоже арестуйте и допросите.

Шекспир мог бы добавить, что лучше всего начать поиски этих людей в Эссекс-Хаус на Стрэнде, но было ясно, что ни один констебль в этой стране не посмеет просить ордер, чтобы вторгнуться во владения графа. В глубине души он понимал, что все придется делать самому. Никто, кроме него, не сможет предать этих двоих правосудию.

Он повернулся к конюху.

– Сайдсмен, что ты видел?

– Ничего, господин Шекспир, совсем ничего.

Шекспир был уверен, что конюх лжет, но у него не было времени на то, чтобы добиться от него правды.

– Мы поговорим позже, – холодно произнес он. – Я могу прямо сейчас отправить тебя в тюрьму, ибо полагаю, что у тебя есть сведения, которых хватит для обвинения, но боюсь, что лошади останутся без фуража и воды. Оставайся здесь. Помоги констеблю, расскажи шерифу все, что знаешь, очень скоро мы снова увидимся. Сделаешь, как я сказал, и обещаю, что сможешь спокойно работать здесь и дальше.

Сайдсмен поклонился.

– Спасибо, господин Шекспир.

– А теперь накорми и напои мою кобылу, ей предстоит долгий и трудный путь.

В десять часов утра Болтфут Купер вместе с остальными ходячими пациентами неохотно направился в больничную часовню. Сестра Бриджет, сиделка, сказала, что ему придется пойти на службу, если он хочет, чтобы больничный смотритель вернул ему оружие и кошель.

Проповедник с издевкой произнес тираду о цене, которую должен заплатить человек за свои многочисленные грехи, и цена эта есть болезнь. Болтфут слушал, но не слышал, ибо мыслями он был в другом месте. Ему хотелось вернуться на Лонг-Саутуарк, на случай, если та незнакомка снова придет.

Как только они вышли из часовни, сестра Бриджет обернулась к нему, ее глаза горели гневом.

– Он сказал, что лондонцы сами навлекли на себя чуму, но я знаю и благочестивых людей, которые заболели и умерли от этой болезни, – благочестивые люди, которые никому не причинили зла и жили по заповедям. Почему Господь наказывает и праведников, и грешников?

Болтфут хмыкнул в знак согласия. Судьба Джейн и их еще нерожденного дитя занимала большую часть его мыслей. Он не сомневался, что она, Кэтрин и дети уже покинули Лондон, уехав далеко от чумы, но с тревогой ждал известий.

– Чума свирепствует день ото дня, – продолжала сиделка. – К нам каждый день обращаются больные чумой, их становится все больше, а нам приходится отказывать им и отправлять в больницу Лок [10] Больница для прокаженных. на Кент-стрит. Не могу поверить, что все они – отъявленные грешники. – Она печально покачала головой. – Так жалко видеть их лица, они ведь знают, что больница Лок – это смертельный приговор. Мало кому удается выйти из нее живым.

Голова Болтфута по-прежнему была обмотана бинтами, но боль утихала, а силы возвращались к нему благодаря сиделке, которая кормила его говядиной, хлебом и давала вволю эля.

– Сестра, вы можете сейчас отвести меня к больничному смотрителю?

– Господин Купер, сегодня я должна отправить вас на плотницкие работы. Это правило для тех, кто не прикован к постели. Женщины стирают, а мужчины выполняют ту работу, которой занимались до болезни. – Она по-матерински посмотрела на него, однако повела к смотрителю.

Больничный смотритель, мрачный человек преклонных лет, выслушал Болтфута.

– Да уж, господин Болтфут, – произнес он, – более неправдоподобной истории я еще не слышал. – Но вернул Болтфуту его оружие, пороховницу и мешочек с пулями.

Болтфут тщательно все осмотрел. Все было в целости и сохранности. Он застегнул пояс с абордажной саблей, затем забросил каливер за спину. Хоть оружие было и тяжелым, а сам он еще не до конца окреп, хорошо было снова ощутить себя вооруженным. Он заглянул в кошель. Там оставалось две марки и несколько пенсов. Он протянул деньги смотрителю, но тот отказался.

– Не хочу обирать вас, господин Купер. Когда появятся деньги, которыми вы сможете с нами поделиться, тогда и приходите. Мы с благодарностью принимаем подношения от тех, кто может их себе позволить.

Болтфут поклонился.

– Спасибо, господин смотритель. Вы и ваша больница спасли мне жизнь.

Вместе с сиделкой он прошел к входным воротам, ведущим на Лонг-Саутуарк, где она попрощалась с ним, пожав ему руку. Проход через ворота был узкий да к тому же забит прилавками мясников и прочих рыночных торговцев. После тишины больницы шум и вонь вернули Болтфута к реальности городской жизни. Подволакивая ногу, он перешел пыльную дорогу и встал у дверей. Он понял, что находится совсем рядом с тем местом, где его ударили дубинкой. Интересно, женщина, которая искала его, пройдет сегодня здесь, направляясь в Сент-Томас?