Чарльз Камминг - Холоднее войны

– Извини. Слегка перелил.

Рэйчел села и взяла стакан.

– Господи. За кого ты меня принимаешь? Я что тебе, Эми Уайнхаус?

Он смотрел на ее руки, грудь, чуть заметную округлость живота… никакого модельного совершенства, никаких глянцевых стандартов, только чистая женственность, запах секса и духов, к которым примешивался легкий аромат алкоголя. Пахло очень по-ночному. Некоторое время они сидели молча, по очереди отпивая из стакана, касаясь друг друга – рук, бедер, животов… Потом Рэйчел наконец встала и пошла в ванную, совершенно не стесняясь своего тела, – впрочем, она и не выставляла его напоказ. Просто вела себя совершенно свободно и естественно. Больше всего на свете Тому хотелось проверить сообщения в телефоне, и он уже начал шарить по полу, разыскивая брюки, но внутренний голос велел ему остановиться, успокоиться и вернуться в кровать, чтобы хоть на пять минут забыть о Яннисе Кристидисе и Райане Клекнере и просто насладиться текущим моментом. Сколько раз в жизни мужчине выпадает такая радость? Откровенность, нежность и единение душ с прекрасной женщиной. Он услышал шум воды в туалете, раздраженный рык Рэйчел, которая пыталась повернуть заевший кран, – такие обыкновенные, такие земные звуки, как у всех пар на свете после моментов необыкновенной близости. Том успел забыть о том, как это бывает.

Дверь ванной распахнулась. На пороге возникла Рэйчел, завернутая в полотенце. Она подобрала их разбросанную по полу одежду и свалила в одну общую кучу на низкий восточный диванчик под окном.

– Значит, ты был на похоронах? – спросила она. – Все же странно, что я тебя не заметила.

– Я бы даже сказал, обидно и оскорбительно. Потому что я-то тебя заметил .

– Правда? Хотя конечно. Как можно было не обратить внимания, в таких обстоятельствах.

Шутливое замечание как-то незаметно вызвало у обоих печальные воспоминания.

– Я видел, как ты прочитала открытку на букете цветов. И потом швырнула цветы об стену.

Рэйчел, которая разворачивала полотенце, собираясь снова улечься в постель, замерла. Теперь, наоборот, она затянула полотенце потуже и уставилась на Тома, как будто он случайно подглядел нечто более интимное, чем обнаженное тело.

– Ты это видел ?

Он кивнул, притянул ее к себе и отбросил полотенце на пол, подвинулся, чтобы она могла лечь рядом. А затем, совершенно машинально, солгал:

– Что это было? Почему ты выкинула букет?

Она перевернулась на живот и натянула на себя простыню. Ее нога запуталась, и Том помог ей. На ее нежной коже остались следы от его зубов и ногтей. Довольно долго Рэйчел смотрела на матрас и молчала. В конце концов она сползла с кровати и двинулась к окну, к диванчику, куда бросила их одежду. Из-под смятого черного платья она извлекла свою сумочку, щелкнула замком, покопалась внутри и достала измятый голубой конверт. Его она передала Тому. Марка на конверте была французская, и адресован он был Сесилии Шандор. Почерк Том узнал сразу. Пол Уоллингер.

– Что это? – спросил он.

Однако ответ он уже знал.

– Читай, – сказала Рэйчел.

«Hotel Le Grand Coeur et Spa

Chemin du Grand Coeur

73550 Meribel

Savoie

France

28 декабря

Моя дорогая Сесилия,

Как я и обещал, пишу тебе на бумаге из отеля Grand Coeur, потому что я знаю, как ты любишь хорошие отели – и как ненавидишь электронную почту и не доверяешь ей!

Я сижу в баре отеля и притворяюсь, что работаю. Но на самом деле я думаю только о тебе и о том, как я по тебе скучаю и как хочу, чтобы ты была сейчас рядом – только мы вдвоем, ты и я, и мы бы катались на лыжах, и разговаривали, и занимались любовью и гуляли. Здесь замечательно красивые горы».

Том вдруг почувствовал странную симпатию к Уоллингеру, неверному мужу, вообразившему, что он влюбился, и чей жалкий секрет был раскрыт. В то же самое время его ужасало, что письмо оказалось в руках Рэйчел. Он не мог себе представить, как это должно было на нее подействовать.

«Интересно, где ты сейчас, вот в эту самую минуту? Что ты делаешь? Есть ли у тебя чем заняться, когда ресторан закрыт? Сесилия, я хочу тебе признаться – не проходит и пяти минут, чтобы я не подумал о тебе. Я катался с Эндрю на лыжах сегодня днем – и все время ты была в моей голове и в моем сердце. Я чувствовал, как меня заполняет твоя любовь и моя любовь к тебе. На протяжении всего своего брака – да что там, на протяжении всей своей взрослойжизни, теперь я это понимаю, я искал только тебя. Женщину, с которой я ощущаю себя совершенно свободно, с которой я могу быть тем, кто я есть, говорить то, что мне хочется, вести себя так, как мне хочется, без упреков, без виноватости, без фальши. И это в сорок шесть лет! Смешно».

Слова «взрослой» и «кто я есть» были с силой подчеркнуты, как будто Уоллингер наконец отбросил свою серьезность и солидность и стал писать в том же стиле, что пишут подростки.

«Иногда я думаю, что потратил почти всю жизнь на ложь – а ведь это нездорово, плохо, и не только для меня, но и для моей семьи и даже друзей, которых я подводил и, получается, предавал из-за этого двойного существования… словно у меня два сознания и два сердца. И я живу так уже слишком долго. Я хочу остановиться. Остаться с тобой, подвести под прошлым черту, бросить эту проклятую работу и посвятить себя тебе и нашей любви. Я хочу быть с тобой до конца своих дней. Хочу, чтобы мы построили что-то вдвоем – наше, общее».

Рэйчел стояла у окна, завернувшись в полотенце. Сквозь тоненькую щелочку в жалюзи она смотрела на ночные огни города. Что думать о письме, Том не знал. Если Пол был настолько влюблен в Сесилию, почему он держал в книге на ночном столике фотографию Амелии? Действительно ли он собирался расстаться со службой, или это был просто хитрый ход – убедить любовницу в серьезности своих намерений и удержать рядом, влюбить в себя еще больше? И о каких «друзьях» он говорил? Разумеется, в первую очередь об Амелии. Но кого еще «предал» Пол? Может, у него были интрижки и с другими женами сотрудников МИ-6?

«Сесилия, я тоскую по тебе. Я жажду тебя. Не могу перестать о тебе думать. Все время вспоминаю лето – как ты оставила для меня ключи от своего дома снаружи, я вошел, и ты ждала меня. Наверное, никогда ты не выглядела такой прекрасной, как в тот день. Загорелая кожа, приоткрытые губы, зовущие, манящие. Тогда я не хотел торопиться. Я сходил по тебе с ума всю неделю, а мы только разговаривали, и все, и я жаждал тебя, как сейчас. Я помню запах твоей кожи – лосьон от загара, соленая морская вода – и твоя сладость. Я помню, как ты кончила, твой экстаз, и я был рад, что подарил тебе это наслаждение, потому что каждая секунда, проведенная с тобой, была раем».

Том отложил письмо. Он прочитал достаточно. Ему казалось, что теперь он будет помнить Пола именно таким. Не шпионом, не другом, не отцом. Влюбленным мужчиной, который потерял голову из-за потрясающего секса с женщиной. К его облегчению, Рэйчел обернулась и неожиданно пошутила: