Чарльз Камминг - Холоднее войны

– Нежные чувства? – Амелия нахмурилась. – Кузены способны на нежные чувства? Абакус не произвел на меня впечатления человека, способного на ласку и привязанность.

– Что мы вообще о нем знаем? – С помощью этого вопроса Том надеялся отвлечь внимание Амелии от Рэйчел.

Она послушно нашла в кипе бумаг тоненькую папочку и зачитала Тому полное досье на Клекнера: сведения о его карьере (семь лет в ЦРУ, три из них в Мадриде, два в Турции); образовании (старшие классы – школа в Миссури; на выпускном, разумеется, произносил речь от имени своего курса, затем Академия дипломатической службы имени Эдмунда Уолша в Джорджтауне), информация о семье (родители развелись, когда Клекнеру было семь, причем отец навсегда исчез с горизонта). Как Том и подозревал, по наследству Клекнеру перешла некая доля религиозного пыла (мать, которую он обожал, была ревностной католичкой, учительницей и сама проводила молитвенные собрания) вкупе со старым добрым американским патриотизмом (у него был старший брат, который отслужил два срока в Ираке, и младшая сестра, сейчас работавшая доктором в неотложке в больнице Бельвилла; до этого она полгода стажировалась в Баграме в 2008-м). В двадцать два года он был звездой своей команды по гребле в Джорджтаунском университете; деньги на учебу доставал, работая по ночам санитаром в больнице. Затем он совсем недолго побыл интерном (на добровольной основе, без оплаты) у некоего конгрессмена-республиканца в Сент-Луисе и после этого послал резюме в ЦРУ.

– Сделал себя сам, – подытожил Том. – Многого добился – и хочет еще больше. Возможно, одиночка.

– И в этом нет ничего плохого, – заметила Амелия, постукивая пальцами по резюме Клекнера. – Мне думается, в Лэнгли были счастливы его взять.

– А ты бы его взяла? – У Тома вдруг резко закружилась голова. Он был голоден – яичница и кофе, что он проглотил в отеле, давно уже переварились.

Амелия достала официальную фотографию Клекнера из его госдеповского досье и ослепительно улыбнулась. Так она улыбалась только мальчикам.

– Он ужасно симпатичный, – пропела она и подтолкнула фотографию к Тому. Клекнер, не прилагая к этому никаких усилий, выглядел неотразимо и соблазнительно, как звезда утреннего телешоу для девочек-подростков. – IQ далеко за сто баллов. Глаза как у Грегори Пека. Да и целуется он, очень даже вероятно, не хуже Грегори Пека. Ну конечно же я взяла бы его на работу.

– Отвратительный сексизм, – буркнул Том. Сквозь маленькое окошко в переговорной он заметил вазу с бананами на столе и ощутил себя умирающим от жажды в пустыне Нефуд, который вдруг узрел родник со свежей водой. – Так, значит, потрясем его? – спросил он. Миллион замков, миллион сигнализаций, долгие разговоры. Нескоро еще он сможет выбраться наружу, чтобы хоть что-то съесть.

– О, разумеется, потрясем, – согласилась Амелия. – К этому времени на следующей неделе мы будем знать о юном мистере Клекнере больше, чем он сам о себе знает.

И она не преувеличивала. Следующие полчаса Амелия Левен была по-настоящему в ударе: скрупулезная, дотошная, полная идей и абсолютно безжалостная. Не просто шеф, не просто фрейлина из Уайтхолла. К ней вернулась вся ее страсть к игре. Если Амелию и беспокоило, что за время ее правления появится очередной Филби или Блэйк, предатель, который подорвет отношения между двумя державами, она никак этого не показала. Том узнал в Амелии ту же неисчерпаемую энергию и энтузиазм, что отличали ее на рубеже тридцати – сорока лет. Она была так же сконцентрирована на деле и внимательна к малейшим деталям, как и всегда, – именно такой он ее и помнил. Это была та женщина, в которую влюбился Пол Уоллингер. Лучшая из МИ-6 среди своего поколения – и среди мужчин, и среди женщин.

Выяснилось, что большая часть ее идей по полной слежке за Райаном Клекнером были уже практически воплощены в жизнь. Команда из десяти человек уже осуществляла наружное наблюдение за Абакусом в некоторых особо важных случаях. Теперь они замерли в ожидании в Стамбуле, и было достаточно только отмашки Тома, чтобы вновь приступить к наружке двадцать четыре часа в сутки. Амелия велела Эльзе отключить Wi-Fi в резиденции Клекнера, что позволило местному агенту, инженеру из Turk Тelekom, установить микрофоны в кухне, ванной, спальне и гостиной его квартиры. Крышу автомобиля молодого дипломата – «хонды-аккорд» – на рассвете в пятницу команда станции «покрасила» специальным составом – хорошо, что машина была припаркована на улице. Теперь ее можно было увидеть со спутников – на случай, если Клекнер вдруг решит рвануть в бега. Хотя, как отметил Том, эти спутники контролируются в основном американцами, а потому толку в них мало. (Амелия в ответ презрительно фыркнула.) Во всех кафе, ресторанах или отелях, где имел обыкновение появляться Абакус, тоже были установлены камеры. Например, он часто посещал спортзал в четырех кварталах от своего дома и всегда, бывая в Бейоглу, заходил в маленькую чайную неподалеку от улицы Истикляль. («Там работает одна официантка, – сообщила Амелия. – Клекнеру она нравится».) Оба этих места были буквально утыканы средствами слежения. По меньшей мере раз в месяц Клекнер посещал мессу в церкви Святого Антония Падуанского – самом большом католическом соборе в Турции. Кэтрин Уэст, жена сотрудника МИ-6, с которой Амелия была знакома много лет, получила инструкции бывать на тех же самых службах и подробно докладывать все о поведении Клекнера, о том, как он выглядел и кто вступал с ним в контакт – с описанием и их внешности, конечно. Прихожане могли легко общаться между собой – нужному человеку достаточно было сесть с Клекнером на одну скамью. Амелия сказала, что подобные операции уже почти организованы в случае Тремэйна и Бегг. За Тони Ландау тоже присматривали в США.

– Потом есть же еще Яннис Кристидис.

– Ну, пользы от него нам будет не много.

– Я в курсе. – Амелия опустила глаза в стол и нахмурилась. – Какие у тебя соображения?

Это было похоже на тест. Том постарался собрать всю интеллектуальную энергию, которая еще оставалась в его измученном мозгу.

– Я думаю, следует подождать доклада Адама, – сказал он. Осторожность была одним из его заметных талантов. – Он только что прибыл на Хиос. Пусть поговорит с полицией, с ребятами из аэропорта, с друзьями Кристидиса, с его семьей.

– И ты полагаешь, это изменит твое мнение? – Амелия все еще разглядывала бумаги на столе. Том знал, что она не потерпит ни уклончивых ответов, ни полуправды.

– Мое мнение о чем?

Она знала его как свои пять пальцев. Том уже понял, что последует дальше.

– Ты думаешь, до него добрались американцы. – Амелия встала. Вероятно, чтобы размять ноги – в комнате было тесно и холодно, как в гробу, но также, возможно, для усиления эффекта: она возвышалась над Томом, а он сидел. – Что бородатый мужчина на Хиосе – это Джим Чейтер, что Пол совершил ошибку и проговорился ему о кроте и что Чейтер навсегда закрыл ему рот.