Марджери Аллингем - Цветы для судьи

Инспектор умолк, присяжным предъявили кусок шланга.

Вывод напрашивался сам собой. Таннер приступил к демонстрации: пропустил обрезанный конец резиновой трубки сквозь вентиляционную решетку и даже сумел указать отметину дюймах в шести от этого конца – здесь шланг удерживали сломанные прутья.

Джина закрыла глаза. Ей вдруг почудилось, что все разглядывают не вещественное доказательство, а ее. На Майка она смотреть не смела. Миссис Остин шумно дышала, глаза от возбуждения сверкали.

Коронер осторожно перехватил инициативу:

– Вы считаете, инспектор, этот шланг недавно пропускали через вентиляционную решетку?

Никаких сомнений быть не может, заявил Таннер. Он добавил, что другой конец шланга проверили на соединение с выхлопной трубой «Фиата», и закончил предъявлением этой самой трубы.

Присяжные вытаращили глаза на три улики; на их лицах мелькнул проблеск чувства, которое можно было истолковать лишь как удовлетворение.

Инспектор сошел с трибуны, зал загудел. Старый мистер Скруби с несвойственными ему оживлением и напором втолковывал что-то Джону. Несколько репортеров выбежали из зала, мистер Лагг торжествующе посмотрел на Кэмпиона.

– Что я говорил? Начинается!

Мистер Салли восстановил порядок, и вперед подтолкнули следующего свидетеля. Прилично одетый квадратный человечек с большой головой и наивными светло-голубыми глазами оказался знатоком систем центрального отопления. Звали его Генри Сесил Пастерн, и говорил он со скоростью пулеметной очереди.

– Вечером третьего числа сего месяца я по приглашению инспектора Таннера произвел тщательный осмотр отопительного котла, установленного в доме номер двадцать три по Хорсколлар-Ярд. Такой тип печей мне хорошо знаком. В ходе осмотра я не нашел ни единого дефекта. Не обнаружил и никаких признаков ремонта. Печь относительно новая, установлена не более восемнадцати месяцев назад. Считаю невозможным, чтобы из нее в подвал мог просочиться пар или угарный газ.

Скрупулезно точные, очень разумные вопросы коронера прояснили для присяжных и зала, что мистер Пастерн хорошо разбирается в предмете.

Джина заметила Ричи: тот с недоуменным видом вытянул шею. Она едва не захохотала. До чего неуместно он выглядит! И не только он, все – Джон, Керли и, конечно, бедный мистер Скруби. Когда же всему этому придет конец? Кошмар затянулся.

Неожиданно подошло время обеденного перерыва. Подбежала мисс Керли: на пухлом невзрачном лице смятение, треуголка сдвинута на затылок.

– Мне надо поговорить с мистером Джоном и мистером Скруби. Они меня позвали, – с придыханием сообщила старушка. – Вы тут справитесь, дорогая?

– Пока рядом я, с ее головы и волосинки не упадет! – с храбростью заявила миссис Остин.

Джина покинула зал. Поблизости слонялся без дела Ричи. Не заметив Джину, он направился к мистеру Кэмпиону, стоящему посреди вестибюля в сопровождении мрачного субъекта со смутно знакомым лицом.

Хозяйка и домработница вышли из здания на яркое солнце; они даже не подозревали, сколь необычную картину собой являют. Контраст между Джиной – с волосами, гладко зачесанными под шляпку от Эльзы Скиапарелли, в строгом черном платье, облегающем восхитительно изящную фигурку, – и миссис Остин в своем самом нарядном, роскошном одеянии – определенно приковывал взгляд.

Обе растерянно застыли: к ним бросились какие-то люди, со всех сторон защелкала целая армия фотокамер, беспощадно нацеленных в лицо.

Джина в отчаянии оглядела улицу и увидела Майка.

Он стоял с краю толпы, смотрел на Джину. Стоило их глазам встретиться, как Майк неосознанно рванул вперед, но тут же отступил, словно что-то вспомнив, повернулся спиной и размашисто зашагал прочь.

В толпе кто-то истерически захохотал. Джина почувствовала на своем локте крепкую руку миссис Остин.

– Если хотите знать мое мнение, вам бы сейчас портвейнчику, – твердо заявила служанка.

На свидетельскую трибуну шла женщина. Стыдливо обуздывая свою естественную поступь, она семенила жеманными шажками и манерно – неудобно и некрасиво – держала крупные руки в невероятно вычурных перчатках.

Джон Уидоусон посмотрел на мистера Скруби.

– Кто это? – вопросил Джон с видом автора, который во время репетиции своей пьесы обнаружил в ней неизвестного персонажа. – Я ее первый раз вижу.

– Тс-с, – опасливо отозвался мистер Скруби, поскольку коронер бросил на них быстрый взгляд.

Свидетельница заняла трибуну.

Дородная женщина с одышкой, болезненным бледным лицом, поджатыми губами и в золотом пенсне, от которого к уху шла небольшая цепочка, была одета в дешевую, слишком тесную черную шубу; застегнуть ее не представлялось возможным, но этот недостаток восполняла блуза с пышными оборками.

Непривычная значимость положения свидетельницы – неважно, реальная или надуманная – поначалу так поглотила незнакомку, что она не услышала, как коронер спросил ее имя. Потом дама сообщила суду, что зовут ее миссис Розмари Этель Траппер, что живет она в полуподвальной квартире дома номер двадцать пять по Хорсколлар-Ярд и работает вместе с мужем младшим комендантом двух офисных многоэтажек – номеров двадцать пять и двадцать семь. После чего миссис Траппер присягнула говорить правду.

На Джину вновь накатило ощущение, будто над ней надругались. Да, конечно, полиция не обязана оповещать о своих делах всех и каждого, но если эти дела настолько глубоко касаются самой Джины, то держать ее в неведении – неоправданная жестокость.

По просьбе коронера миссис Траппер вспомнила вечер двадцать восьмого января, описанный в ее показаниях.

– Я была в кинотеатре с одной леди, приятельницей, – поведала она, словно о важном светском событии. – Распрощалась с ней в конце улицы – я бы сказала, примерно без пяти семь, – а дома сразу сделала себе в кухне чаю. Пошла в спальню сменить обувь – эта привычка у меня с детских лет – и вдруг говорю себе: «Ба! Ту машину завели!»

Дама торжествующе умолкла, коронер кашлянул.

– Вы нам не объясните, миссис Траппер, что это значит?

Миссис Траппер была выбита из колеи.

– Я про машину в гараже двадцать третьего номера, – резко ответила она, на миг утратив изысканность манер. – Днем, конечно, ничего не различишь из-за гула транспорта, но после шести в тупике так тихо, что булавка упадет – услышишь. А уж мотор машины тем более. Ведь стены такие тонкие, я часто говорю – просто безобразие.

– В тупике? – переспросил коронер.

К бледному лицу миссис Траппер прилила краска.

– Хорошо, в Хорсколлар-Ярд, – с вызовом произнесла она. – На самом деле это – тупик.

– Понятно. – Коронер склонил голову над бумагами. – В котором часу, миссис Траппер, вам послышалось, что заработала машина?