Ариэль С. Уинтер - Смерть длиною в двадцать лет

Впрочем, мне было не до них – мне нужно было прийти в норму. От не очень сильного похмелья вполне спасла бы чашечка кофе. Но мысль о кофе заставила меня подумать о деньгах. Чем я заплачу за кофе? И тут я вспомнил про отправленные вчера телеграммы – неужели это было только вчера? – и подумал, что на них мог прийти ответ.

Я подошел к стойке дежурного портье, и тот приветствовал меня:

– Доброе утро, мистер Розенкранц! – При этом он стрельнул глазами куда-то мне за спину и едва заметно кивнул.

– Доброе утро. На мое имя не приходили никакие телеграммы?

Глаза его опять стрельнули куда-то мне за спину, но он продолжал широко улыбаться и, качая головой, сказал:

– Нет, сэр. Никаких телеграмм на ваше имя не поступало.

Меня раздражало, что он постоянно смотрел куда-то мне за спину, как будто я не был достоин всецело его внимания, но, когда я, повернувшись, увидел сзади двух мужчин в темных костюмах, моему удивлению не было предела.

– Мистер Розенкранц? – сказал тот, что стоял левее – коренастый дядька с брюшком и круглыми щеками и с пучками рыжих волос, торчащими по бокам из-под шляпы.

– Да, – сказал я, оглянувшись на портье, словно ища у него помощи.

– Сэр, вы не могли бы пройти с нами?

У меня внутри все похолодело, сердце бешено заколотилось, и мне стало трудно соображать.

– А в чем дело? – спросил я.

– У нас есть новости, – сказал второй. Он был похож на какого-то киноактера – сильный подбородок, темные брови…

– Мы из полицейского отделения Калверт-Сити, – сказал рыжий-коренастый, и я мог только надеяться, что на лице у меня не было написано того, что испытывало сейчас все мое дрожащее тело.

– Мистер Розенкранц, не могли бы мы с вами отойти в сторонку? Нам нужно поговорить.

«Всего лишь в сторонку! То есть они не забирают меня в полицейское отделение. Значит, это не арест».

– Так в чем все-таки дело, не понимаю? – Мне, конечно, не хотелось отходить от стойки портье, меня больше устраивало, если бы он тоже присутствовал.

– Пожалуйста, мистер Розенкранц, давайте отойдем, – сделав жест рукой, сказал коренастый.

Мне пришлось пойти с ними.

– Ну, вот здесь и поговорим. – Коренастый остановился у каменной колонны, возле которой притулилась кадка с каким-то большим растением.

Когда я приготовился их выслушать, коренастый сказал:

– Сэр, я – детектив Хили, а это – детектив Добрыговски.

Я кивнул обоим и, надеюсь, держался естественно для человека в подобной ситуации.

– Мы вынуждены вам с прискорбием сообщить, что вашего сына больше нет в живых.

– Что? – сказал я, быстро-быстро моргая. – Как это нет в живых? Я виделся с ним вчера!

– Простите, сэр, что вынуждены сообщать вам такое известие.

– Нет, я не понимаю, – проговорил я, словно отказываясь верить, и прозвучало это вполне искренне, потому что одно дело тащить мертвого Джо по лестнице наверх и совсем другое – услышать о его смерти от полицейских. – А что произошло? Как это случилось?

– Это будет выяснено только после вскрытия, – сказал Добрыговски.

«Вскрытие» – это жуткое слово меня покоробило.

В разговор вступил детектив Хили:

– Похоже, он уснул с сигаретой, и постель загорелась.

Говоря это, полицейский внимательно наблюдал за мной, отчего мне стало не по себе, но я все же надеялся, что моя реакция была естественной для таких случаев, хотя это не прогнало моей тревоги. Но план Ви, выходит, все-таки сработал, и это вызывало некоторое облегчение.

– Мы хотели попросить вас восстановить события вчерашнего вечера, – сказал детектив Хили.

Добрыговски достал блокнот для записей, и меня снова внутренне передернуло.

– Но я не…

– Вы же были там вчера вечером. Были в его доме, не так ли?

– Да, был. Но я только подошел к дому, а Мэри… – Я посмотрел ему в глаза, – это невеста Джо, они собираются пожениться… – Губы его чуть дернулись, когда я произнес это «собираются». – Мэри тогда уже уходила и сказала, что Джо не хочет, чтобы его беспокоили.

– Так вы не входили в дом? Не виделись с вашим сыном?

Я покачал головой, этот вопрос вызвал у меня заминку, и я на него так и не ответил. Сердцебиение у меня участилось, боль в голове пульсировала, и вестибюль словно плыл перед глазами.

– Потому что мисс О’Брайен сказала, что звонила вашему сыну около полуночи и трубку сняли вы.

У меня все похолодело внутри. Ведь я совсем забыл об этом телефонном звонке. Я даже не сказал о нем Ви, и, кстати, правильно сделал, иначе она просто заела бы меня.

– Мистер Розенкранц, так это правда? Вы сняли трубку, когда мисс О’Брайен звонила?

Мне не понравилось тон, каким он это произнес – как будто поймал меня на лжи. Но я кивнул, надеясь, что все еще произвожу впечатление человека, потрясенного шокирующей новостью, а не испуганного.

– Да, я снял трубку. Я же потом вернулся. Первый раз я так и не зашел в дом, но потом вернулся, где-то, наверное, через час.

– То есть около полуночи?

– Ну наверное. Я на часы не смотрел. Я был пьян. – И я стыдливо потупился, словно бы стесняясь этого своего признания.

– То есть вы были там около полуночи, а потом ушли?

– Я думаю, пробыл там не больше получаса. Но почему вы спрашиваете? Это так важно? – И тут, к моему собственному удивлению, у меня на глаза набежали слезы.

– Мы просто хотим установить ход событий. Это недолго, займет всего несколько минут. Вы не против?

Слезливо моргая и сглотнув ком в горле, я кивнул.

– Итак, вы пришли повидаться с сыном, но там была мисс О’Брайен, и поэтому вы ушли?

– Нет, она тоже уже уходила. Мы встретились на пороге, она сказала, что он не хочет больше никого видеть, и мы с ней вместе спустились с крыльца. – Сказав это, я достал носовой платок и вытер скатившуюся по щеке слезинку.

– Простите, мистер Розенкранц, что подвергаю вас таким переживаниям, – сказал Хили.

А вот у Добрыговски был отнюдь не сочувственный вид. Он просто стоял, держа карандаш и блокнот наготове.

– Нет, нет, все нормально, я понимаю. Я и сам хочу узнать, что там произошло. Ведь это же мой… Джо… мой единственный сын! – Я надеялся, что это не выглядело как откровенный перебор, и, между прочим, была правда, я действительно испытывал такие чувства.

– Итак, вы вернулись туда около полуночи и…

– Да, я вернулся, мы немного поговорили, выпили. Он был пьяный, я тоже. И я ушел.

Но мой рассказ явно не удовлетворил детективов, поэтому я продолжал:

– Если вы хотите знать правду, то он… ну вроде как выгнал меня. Видите ли, наши отношения не всегда были радужными. Он всегда винил меня в том, что я развелся с его матерью.

– Нет, мы все понимаем. То же самое сказала и мисс О’Брай ен. И мне жаль, что нам приходится беспокоить вас такими вопросами в тяжелый для вас момент. Поверьте, нам очень неприятно это делать.