Инга Могилевская - Петля. Тoм 1

Тогда мы разговаривали много и обо всем. Кроме, разве что, одного. Была тема, которую мы негласно, интуитивно обходили стороной – наше прошлое. Все, что можно было сказать по этому поводу, мы сказали в день нашего знакомства. Остальное было табу. Я не спрашивала его, потому что понимала, воспоминания причинят ему боль, он не спрашивал, потому что понимал, мне было, что скрывать. А может и не понимал, просто боялся встречного вопроса.

Как бы там ни было, мое «шило в мешке» утаивалось достаточно долго, и уже начинало покалывать меня саму…

***

Когда в два часа ночи Марко ворвался к нему в палатку с криками «Подъем! Враг подступает», первой его мыслью было: «Какой еще враг? Мы же в лагере». А второй –наивной и совершенно необоснованной: «Молодец, Чаб! Не оплошал, поднял тревогу!» Почему-то в нем не было ни йоты сомнения, что это именно малец со сторожевого поста вовремя засек подступающий отряд военных и поспешил вырвать своих сотоварищей из оков сна, который мог стать для них последним. Хотя, странно, что его поднял Марко, а не звук сирены. Наверное, просто не услышал, слишком крепко спал.

Теперь, когда все были предупреждены о наступлении, преимущество было на их стороне. Командир Хунахпу незамедлительно отдал распоряжение окружить лагерь кольцом, притаившись в близь лежащих зарослях. Свободным оставался лишь северный подступ, по которому ничего не подозревающий враг должен был пройти на территорию лагеря и угодить прямо в сомкнувшуюся за ним ловушку. Таким образом, даже численное превосходство не могло его спасти…

Он прильнул спиной к широкому стволу секвойи, прижимая к груди револьвер, терпеливо считал секунды до появления военных. Первым выстрелит Командир, подавая тем самым знак остальным. На открытом пространстве лагеря солдаты будут как на сцене: прятаться особенно некуда, разве что в палатки. Но и это их не спасет. Перестреляют всех гадов! Пальцы нетерпеливо поигрывали на рукоятке в предвкушении настоящей и победоносной битвы. Он быстро глянул по сторонам, приметив слева в кустах широкую спину Тобо, а справа – притаившегося за огромным валуном Лукаса. Чуть поодаль, словно лунный блик на секунду мелькнула в густой высокой траве и шевелюра Шбланке… Интересно, Чаби с ним? Или с Командиром? Во всей этой суматохе он не видел, куда спрятался малец… Он, вообще, его не успел заметить…

И вот, наконец, в поле зрения стали появляться люди в форме: человек 15 на лошадях, остальные 30 или 40 – пешие. Всадники притормозили на подступе к лагерю, в то время как пехотинцы наоборот проскользнули вперед, рассредоточились на группки по 3-4 человека, каждая из которых побежала к палаткам. Вскинув автоматы, стали опасливо заглядывать внутрь.

Прозвучал первый выстрел и понеслось. Залпы, грохот, отчаянное ржание лошадей, крики, стоны… Испуганные солдатики заметались, то сбиваясь в одну кучку, будто согнанное волками стадо овец, то, наоборот, разбегаясь, кто куда, только бы скрыться от града обрушившихся на них пуль. Вслепую палили по зарослям, надеясь задеть невидимого противника. Похоже, в кого-то все-таки попали: он уловил две темные фигурки, выскочившие из-за деревьев с противоположной стороны лагеря, и тут же скошенные наповал автоматной очередью одного из солдат. Впрочем, стрелявший почти сразу поплатился за это – упал от меткой пули Командира, да прямо под копыта истерично горланящей лошади, что волокла за собой повисший на стремени труп. Хаос. Выстрелы, проклятия, ор… Раненные, убитые… Он и сам подстрелил, кажется, двоих. Метился в третьего, когда…

– Этого не может быть, – прошептал Аминьо, всматриваясь в солдатика над мушкой прицела, – Чаб?

Да, точно он! Его жилистая мальчишечья фигурка, профиль треугольного личика с по-птичьи острым носом. Военная форма…

– Какого черта?!

Вряд ли он отдавал себе отчет в том, что делает. Реакция последовала моментально – он даже не задумался, не взвесил «за» и «против», не оценил обстановку – рванул со всех ног прямо туда – к врагу – к другу – к Чаби.

– Ты куда, придурок?! – донесся до него ошалелый ор Тобо, – Живо назад!

Ему было плевать – Чаби стоял в эпицентре бойни. Он должен был вытащить его… Потом – потом разберется, почему его друг в военной форме и среди солдат. Сейчас главное вытащить его из-под пуль.

И только кода он уже почти добежал, кода до этого мальчишки оставалось каких-то три метра, он осознал, какой же он все-таки идиот. Это был не Чаби. Очень похож – да, но не Чаб. На мгновение замер в недоумении и растерянности, уставившись в лицо этого горе-двойника. А тот, тоже изрядно шокированный столь дерзким и нелепым появлением противника, вскинул свой револьвер… Доля секунды – он прыгнул в сторону, но не успел… Острая боль стальной спицей прошила ногу от бедра до кончиков пальцев. Упал плашмя на землю, впечатавшись лицом в лужу грязи, стиснув зубы, сжав кулаки – только бы не закричать… это конец… только бы не закричать… умереть достойно…сдавить в пальцах страх и боль, когда следующая пуля вгрызется в его плоть, дробя кости, выплевывая кровь, выедая жизнь… А как хочется жить! Только бы не закричать!

И вот он – выстрел: последний глоток воздуха, последний спазм сердца, готового отдаться в руки смерти…

Руки. Человеческие руки подхватили его, куда-то волокут… Он что – уже мертв? Нет – нарастающая боль в ноге свидетельствовала об обратном. Чье-то тяжелое хриплое дыхание – у самого уха, и густой теплый запах пота…

Аминьо приоткрыл глаза, тут же наткнувшись взглядом на мускулистую черную руку.

– Тоб… – он готов был расцеловать эту руку, вырвавшую его из алчной пасти смерти!

И снова выстрел… Издав звериный рык, его спаситель упал, наваливаясь на него всей массой, но тут же снова приподнялся. Схватил его за ворот куртки левой рукой – правая теперь висела вялой окровавленной плетью.

– Ползи! Ползи к зарослям, гаденыш! – захрипел гарифуна, а сам уже пополз, волоча его за собой. Перебирая здоровыми конечностями, он старался не отставать от Тобо. Вон кусты – до них совсем немного – должны успеть… И вдруг – оглушительный инфернальный грохот разорвавшейся позади них земли, что-то с немыслимой силой отшвырнуло их обоих прямо в эти заросли. Сверху на голову и спину обрушился град из поломанных веток, камней, грязи, мокрых и липких ошметков. А потом на полминуты наступила жуткая гнетущая и звенящая тишина, сотрясаемая лишь хриплым дыханием его спасителя.

Гарифуна подполз к нему:

– Ты живой? Минко…

– Да, – еле выдавил он, повернул голову на бок, – Что… случилось?