Жан Жене - Театр в театре. Зарубежные авангардные пьесы 1940–1970-х годов

К а л и г у л а ( грубо ). Лепид, у тебя плохое настроение. Не потому ли, что я казнил твоего сына?

Л е п и д ( подавленно ). Нет, Кай, совсем наоборот.

К а л и г у л а ( ухмыляясь ). Наоборот! Ах, как я люблю, когда выражение лица противоречит настроению! Твоё лицо печально. А сердце? Наоборот?

Л е п и д ( решительно ). Наоборот, Цезарь.

К а л и г у л а ( всё радостнее ). Ах, Лепид, нет для меня человека дороже, чем ты. Давай вместе посмеёмся. Не расскажешь ли какой-нибудь смешной анекдот?

Л е п и д ( он явно переоценил свои силы ). Кай!

К а л и г у л а. Ладно, ладно, я сам расскажу. А ты посмеёшься. Хорошо? ( Подмигивает. ) Не бойся, не о твоём младшем сыне. ( Новый взрыв смеха. ) Впрочем, у меня и так хорошее настроение. ( Он пьёт и подсказывает. ) На… на-о… на-о-бо.. Ну же, Лепид!

Л е п и д ( устало ). Наоборот, Кай.

К а л и г у л а. Правильно! ( Пьёт. ) Теперь слушай. ( Задумчиво. ) Жил-был один бедный император, которого никто не любил. А он сам любил Лепида и, чтобы избавиться от своей любви, велел казнить его сына. ( Меняет тон. ) Конечно, это всё неправда. ( Пауза .) Смешно? Почему ты не смеёшься? Почему никто не смеётся? ( С гневом. ) Хочу, чтобы все смеялись! Ты, Лепид, и все остальные. Встаньте и смейтесь! ( Бьёт кулаком по столу. ) Слышите, я хочу, чтобы вы смеялись!

Патриции поднимаются. В течение этой сцены все, кроме Калигулы и Цезонии, напоминают марионеток.

К а л и г у л а ( откидывается на своём ложе и заразительно смеётся ). Цезония, ты только взгляни на них! Ну можно ли дальше? Честь, достоинство, как там ещё, мудрость нации – всё исчезло от страха. Да, Цезония, страх – прекраснейшее чувство, редкое, чистое, бескорыстное, благородное. ( Закрывает лицо рукой и пьёт. Дружелюбно .) Поговорим о чём-нибудь другом. Кассий, почему ты сегодня такой молчаливый?

К а с с и й. Кай, я готов говорить всё, что прикажешь.

К а л и г у л а. В таком случае, помолчи. Мне хочется выслушать нашего друга Муция.

М у ц и й ( неохотно ). Как тебе угодно, Кай.

К а л и г у л а. Ну что ж… Расскажи нам о своей жене. Но прежде пусть она сядет рядом со мной. ( Жена Муция подходит к Калигуле и садится. ) Слушаем тебя, Муций.

М у ц и й ( растерянно ). Я… я люблю свою жену.

Все смеются.

К а л и г у л а. Конечно, мой друг, конечно. Но это слишком банально. ( Он рассеянно целует жену Муция в левое плечо. Всё более и более непринуждённо. ) Когда я вошёл, вы, кажется, устраивали заговор?

С т а р ы й п а т р и ц и й. Кай, неужели ты думаешь…

К а л и г у л а. Ах, милашка, хорошо, что и старость проходит. ( Патрициям. ) Но ведь вы совершенно не способны на мужественные поступки. Кстати, я вспомнил, что мне необходимо уладить одно государственное дело. Но прежде – уступим тем настоятельным желаниям, которые диктует нам природа.

Он поднимается и уводит жену Муция в соседнюю комнату.

Муций пытается встать.

Ц е з о н и я ( любезно ). Муций, налей мне, пожалуйста, этого прелестного вина!

Муций молча и покорно наливает вино. Минута замешательства. Дальнейший диалог несколько наигран.

Ц е з о н и я. Кассий, не расскажешь ли теперь, из-за чего вы подрались?

К а с с и й ( холодно ). Всё началось, уважаемая Цезония, с нашего спора: может ли поэзия быть жестокой?

Ц е з о н и я. Как интересно! Впрочем, моим женским умом этого не понять. Но я в восторге от того, что любовь к искусству способна довести вас до драки.

К а с с и й ( та же игра ). Разумеется. Сам Калигула говорил мне как-то, что всякой глубокой страсти сопутствует жестокость.

Г е л и к о н. А любви – насилие.

Ц е з о н и я ( жуёт ). В этом суждении что-то есть. Как вы считаете?

С т а р ы й п а т р и ц и й. Калигула – первоклассный психолог.

1 – й п а т р и ц и й. Сказано воистину с красноречием мужества.

2 – й п а т р и ц и й. Зря он не записывает свои мысли – им цены нет!

К а с с и й. К тому же, это его развлечёт.

Ц е з о н и я ( по-прежнему жуёт ). Если желаете знать, в настоящее время он пишет об этом трактат.

Входят Калигула и жена Муция.

К а л и г у л а. Муций, возвращаю тебе жену. Прошу прощения, я должен дать несколько указаний.

Быстро уходит. Муций, побледнев, встаёт с места.

Ц е з о н и я ( стоящему Муцию ). Муций, я не сомневаюсь, что этот трактат не уступит самым известным сочинениям.

М у ц и й ( по-прежнему смотрит на дверь, в которую вышел Калигула ). А о чём он?

Ц е з о н и я ( рассеянно ). О, это не для моего ума!

К а с с и й. Можно предположить, что речь в нём идёт о губительной силе поэзии.

Ц е з о н и я. Кажется, так и есть.

С т а р ы й п а т р и ц и й ( игриво ). Ну что ж, как сказал Кассий, это его развлечёт.

Ц е з о н и я. Ты прав, милашка. Но вас наверняка обеспокоит название трактата.

К а с с и й. Как же он называется?

Ц е з о н и я. «Меч».

Быстро входит Калигула.

К а л и г у л а. Прошу прощения, господа, спешные государственные дела. Управляющий, я только что подписал декрет о закрытии городских хлебных складов. Ты найдёшь его в соседней комнате.

У п р а в л я ю щ и й. Но…

К а л и г у л а. С завтрашнего дня в Риме наступит голод. Всем известно, что голод – стихийное бедствие. Завтра начнётся стихийное бедствие… и я прекращу его, когда найду нужным. ( Обращается к остальным. ) Не правда ли, отменный способ доказать свою свободу. Чтобы стать свободным, надо от чего-то зависеть. Прискорбный факт, но это так. ( Подмигивает Муцию. ) Примени мою мысль к своей ревности и убедишься, что она верна. ( Задумчиво. ) Как некрасиво быть ревнивым! Стоит ли страдать из-за собственного тщеславия и силы воображения? Взгляни на свою жену…

Муций сжимает кулаки и открывает рот.

К а л и г у л а ( быстро ). Ешьте, господа, ешьте! Вам, наверное, известно, что мы с Геликоном в поте лица трудимся над небольшим трактатом о казни, в котором кое-что может показаться вам новым…

Г е л и к о н. Если, конечно, о вашем мнении захотят узнать.

К а л и г у л а. Геликон, будем великодушны, откроем наши секреты! Слушайте! Глава третья, параграф первый…

Г е л и к о н ( поднимается и монотонно читает наизусть ). «Назначение и применение казни всегда оправданы. Если человек казнён, значит он виновен. Всякий виновный – подданный Калигулы. Но подданными Калигулы являются все. Следовательно, все виновны, откуда вытекает, что все будут казнены. Стоит лишь запастись временем и терпением».

К а л и г у л а ( смеётся ). Что скажете? Запастись терпением – разве не находка? Должен признаться, что больше всего в вас меня восхищает терпение. Можете быть свободны, господа! Вы Кассию больше не нужны. А ты, Цезония, останься. Лепид и Октавий тоже. И ты, Мерея. Я хочу обсудить с вами вопросы, связанные с организацией моего публичного дома. Они меня крайне волнуют.