Лопе де Вега - Валенсианская вдова

Да всего
Четыре полных дня взяла дорога.

Что нового?

Как будто ничего.
Но мы отходим в сторону немного;
Не замыкайте сердца своего,
Доверьтесь мне открыто, ради Бога!
И покажите эту мне вдову,
Чтоб я ее увидел наяву.
Мне поручили убедиться лично,
Действительно ль так хороша она.

Что ж, если согласится, то отлично;
Она ведь как в тюрьме заточена.
Что я скажу – довольно необычно,
Но Леонарда словно рождена
В скалистой сьерре, так она строптива;
А впрочем, и разумна и красива.
Я к ней уж месяц с лишним не хожу
Из-за несчастных брачных разговоров;
Я сам сержусь, да и ее сержу,
И столько было неприятных споров;
А если я ей про письмо скажу,
Она сторицей выкажет свой норов;
Она и здесь, в Валенсии, дурит;
Так где же ее просватать нам в Мадрид!
Однако я согласен постараться.

Сказав, что я смущен, я не солгу,
Но все-таки нам надо попытаться;
Я должен сделать все, что я могу.

Спрошу, нельзя ль сегодня повидаться.
Перед Эрсино я всегда в долгу.

Что ж было дальше? И представить трудно!

Пройдем туда, здесь что-то очень людно.

А было то, любезный Флоро,
Что после этой первой ночи,
Когда меня впотьмах водили,
Как сокола или слепого,
Я был еще раз шесть иль семь
В гостях у этой незнакомки,
Но созерцать ее я мог
При свете глаз моих, и только.
Я жаждал быть ночною птицей,
Подобно филинам и совам,
Чтоб, наконец, познать глазами
Обожествленное на ощупь.
Я полюбил ее, не видя,
Или насколько видеть можно
Прикосновеньем, как слепые,
А это горестно и больно.
Я делал, чтоб ее увидеть
(Ведь я не так уж ненаходчив),
Такое, что могло бы тронуть
Индейца, варвара, дракона,
То говоря, что умираю,
С рыданьями и тяжким стоном,
То яростно давая клятвы
Вовек не возвращаться больше.
Напрасно было все – и нежность,
И взрывы гнева, и угрозы:
Она невидима, а я
Сведен с ума и околдован.

Чтоб это колдовство расстроить,
Фонарь возьмите потайной.

Нет, Флоро, твой совет – дурной;
Мне это жизни может стоить.
Психея, подойдя с лампадой
К Амуру, спавшему в тиши [40],
Сгубила свет своей души
И все, что было ей отрадой.

Раз получилось так нелепо,
То что ж вам делать, наконец?

Амура взять за образец
И быть, как он, влюбленным слепо.

А прихватить кусочек мела
И на дверях черкнуть тайком?

Куда, с таким проводником!
Уж вот кто действует умело!
Мы на дворе, а он клянется
Что мы не вышли из сеней.

Коляска и две дамы в ней.

А из коляски, мне сдается,
Сошла красивая вдова.

И очень недурна служанка.

Какая милая полянка!

Тут вечно свежая трава.

Камило здесь.

А я хотела
Вас только что предупредить.

Могу вам чем-нибудь служить?

Заговорить с ним?

Можно смело.
Здесь никого как будто нет.

Благодарю за предложенье.

Вас окружать должно служенье,
Как Аполлона этот свет.
Я вправе вас сравнить со светом,
Который мне всего милей,
И, будь хоть изредка светлей,
Я был бы счастлив в мире этом.
Свет – высший дар и самый ясный
Из всех, какие небосвод
Земле ниспосылал с высот,
Пока не создал вас прекрасной.

Так жадно любят свет обычно
Слепые.

Это оттого,
Что мне недостает его,
Хоть вам оно и безразлично.

Вам не любви недостает?

О нет, вы так бы не сказали,
Когда б мою сеньору знали
И дивный блеск ее красот.

Что здесь правдиво и что ложно?

Простор небес – ее стезя,
И увидать ее нельзя,
К ней только прикоснуться можно.
Она – Диана.

Как? Луна?

Луна.

Я вас не понимаю.
Луны не трогают, я знаю,
И всякому она видна.

А я не вижу – и касаюсь.

Сеньор! Вы не в своем уме.

Я прикасаюсь к ней во тьме
И все сильней в нее влюбляюсь.

Ну, а Луна, та видит вас?

Да, видит; не бывает дня,
Чтобы не видела меня.
А я Диану – хоть бы раз!

О, если вас Диана видит,
То несомненно влюблена!

Со мной приветлива она.

И вас, поверьте, не обидит.
А вы могли бы для другой
Ее забыть?

О, как мне больно,
Что вы, хотя бы и невольно,
Вопрос мне задали такой!
Будь это героиня Рима,
Будь это ангел красоты, –
Мне не забыть моей мечты,
Хотя моя мечта незрима.

Узрев мечту, я вам клянусь,
Вы к ней остынете мгновенно.

Могу сознаться откровенно,
Что этого я не боюсь.
Я увидал через касанье
Прелестный лоб, под грудой кос;
Безукоризненнейший нос,
А для лица он – основанье;
Изгиб бровей, чуть-чуть надменный,
Бесспорный признак чудных глаз;
Все – совершенно, все зараз;
И грудь и шея – несравненны.
А речь ее и острый разум
Бессилен описать язык;
Довольно с ней побыть хоть миг,
Чтобы ума лишиться разом.
При ней Ирида обитает,
Меркурий у нее гонцом;
Я сразу становлюсь слепцом,
Чуть он с небес ко мне слетает.