Жан Ануй - Коломба

Жюльен.И потом, когда я стал тебя расспрашивать, когда я подозревал всех и каждого, почему ты все отрицала, говорила, что ничего худого не сделала? Почему ты клялась, что любишь только меня?

Коломба.Ты был так нелеп со своими подозрениями! Не могла же я взять и сказать тебе: да. Ни тем более открыть тебе правду, чтобы тебе стало еще больнее. Я тебя очень люблю, ты завтра уезжаешь, я боялась, что ты там будешь мучиться в одиночестве. Я вообще предпочла бы, чтобы ты ничего пока не знал.

Жюльен.Почему же ты взяла мои руки в свои и поцеловала, почему обвила ими свою талию?

Коломба.Чтобы ты мне поверил, чтобы доставить тебе удовольствие.

Жюльен.И не спроси я Армана, поверь я тебе, ты, вернувшись после этого ужина, легла бы со мной в постель?

Коломба.Да.

Жюльен.Позволила бы себя ласкать, была бы моей?

Коломба (невозмутимым голоском). Конечно.

Молчание.

Жюльен (бормочет). Ничего не понимаю.

Коломба.Вечно ты ничего не понимаешь. Я тебя очень люблю, вот и все. А ты там один, ты три месяца провел без женщины – ведь я же знаю, бедный мой козлик, что ты меня никогда не обманывал. Если бы ты ничего не узнал, не стала бы я выдумывать, что у меня, мол, мигрень или болит живот, чтобы лишить тебя удовольствия. Не чудовище же я, в самом деле!

Жюльен.И ты позволила бы взять тебя как уличную девку, не получая никакого удовольствия?

Коломба (шепчет искренне). Почему никакого удовольствия? Я люблю, когда ты меня ласкаешь.

Жюльен (кричит). А Арман?

Коломба.И когда Арман – тоже. Просто это совсем разные вещи. У тебя редкий талант все усложнять.

Жюльен.И ты ему об этом сообщила бы?

Коломба (с негодованием). Зачем? Это его не касается! С чего это ты взял, козлик? Арман на меня никаких прав не имеет. Этого еще только недоставало! Конечно, мы друзья, конечно, мы нравимся друг другу… А ты вроде как с войны вернулся или почти с войны… Посмотрела бы я, как он осмелился бы заикнуться! Запомни, я никогда не разрешаю ему плохо о тебе отзываться. Пойди спроси его самого, позволила я хоть раз насмешничать по твоему адресу. За кого ты меня, в конце концов, принимаешь?

Молчание. Ошеломленный Жюльен не смеет продолжать расспросы.

(Тихо.) Ну как, козлик, могу я теперь пойти переодеться? Им уже, верно, надоело сидеть в карете и ждать. Обещаю тебе у «Максима» не задерживаться и как можно скорее вернуться домой.

Жюльен (спрашивает, как бы про себя). Но ведь мы же с тобой по-настоящему любили друг друга, оба любили, скажи, Коломба?

Коломба.Да, козлик.

Жюльен.Мне стыдно спрашивать тебя об этом… Ты не притворялась?

Коломба.Нет, козлик, никогда.

Жюльен.Тогда почему же, почему? Ни за что мне этого не понять. Ведь уехал я сравнительно недавно. Ведь не война же это, в самом деле, когда женщина уже не в силах выдержать одиночества и сама не знает, как и почему в один прекрасный день уступает первому встречному мужчине… Тебя ведь ничто не вынуждало… Очевидно, ты любишь Армана больше меня?

Коломба.Нет, козлик.

Жюльен (смиренно). Но все же одинаково со мной?

Коломба.Что же я, по-твоему, сравниваю? Странный народ вы, мужчины. Будто только это одно и важно. Просто маньяки какие-то. Не могла же я в самом деле повсюду ходить с Арманом, позволить ему ухаживать за собой, возиться со мной целыми днями, а потом сказать ему «нет»? Надо, дружок, попытаться понять и это!

Жюльен (страдальчески кричит). Но я пытаюсь! Все время только и пытаюсь…

Коломба.Нет, надо попытаться понять, как мы понимаем, а не обязательно по-своему!

Жюльен.Значит, если бы я остался здесь, если бы ничего не заметил, ты принадлежала бы нам обоим? О, какой стыд!..

Коломба (раздраженно повторяет). «Если бы», «если бы»!.. Я живу без всяких «если». Если бы ты остался, тогда бы я и подумала, что делать. Но тебя не было. И это тоже твоя вина! Незачем вечно обвинять других, не надо было оставлять меня одну…

Жюльен.Но рано или поздно меня, как и всех, должны были призвать в армию.

Коломба.Если бы ты меня любил, тебя бы не взяли! Тебе предлагали, а ты сам не захотел. И тогда-то я поняла, что ты думаешь только о себе, что мне надо самой о себе подумать, больше ведь некому!

Жюльен (неожиданно мягким голосом). Бедняжка моя Коломба…

Коломба (сразу растрогавшись своей участью). Конечно, бедняжка. И не воображай, что женщинам все это так уж весело! И не воображай, что страдания красят женщину… Мне надо сейчас быть очень красивой, а это нелегко!

Жюльен.Бедная двухгрошовая Коломба… Ты думаешь только о своем ужине… Я любил тебя, как маленький мальчик любит свою мать, как любит мальчик другого мальчика, с которым он ночью в дортуаре пансиона расписался кровью в дружбе на жизнь и на смерть; как товарища, вместе с которым борешься, живешь всю жизнь, пока оба не состарятся, не станут дряхленькими, седыми и у них останется лишь одно: сидеть рядышком и, закрыв глаза, вспоминать былое… И кроме того, я любил тебя как настоящую женщину… И в плохом, и в хорошем, и в ссорах, и в молчании, когда так глубоко знаешь друг друга, что уже нет нужды в словах… И ради всего этого я отказался от своей прекрасной мужской свободы, от приключений, которые ждали меня, как и других, под золотым солнцем, от еще неизведанных морей и девушек, всех девушек, которых я встречал на улице и проходил мимо… Все это я отдал тебе, отдал без сожаления лишь для того, чтобы стать старичком, пусть смешным, но зато блаженствующим рядом с тобой, на которого ворчат за то, что он надымил своей трубкой, который выклянчивает два су на газету… Все это в моих глазах выглядело вполне достойным мужчины приключением, потому что я любил тебя.

Пауза.

Коломба (несколько задетая, просто). Теперь ты сможешь путешествовать сколько душе угодно! Сможешь, наконец, приставать к девушкам на улице. Снова предлагать им уехать с тобой, как ты предложил мне два года назад.

Жюльен (тихо). Да, теперь я могу.

Коломба.Представляю себе, как ты будешь морочить им голову, ослеплять, как меня, своим печальным видом, своим бунтом, своей бесценной великой душой, которую оскорбляет и ранит все на свете. Ах, какая же я была идиотка, какая идиотка, что тебя слушала! Просто дура!

Жюльен (хватает ее за руку и кричит как безумный). Не смей говорить плохо о той Коломбе, которая была два года назад! Я храню ее! Она моя!