Алистер Макграт - Кто изобрел Вселенную? Страсти по божественной частице в адронном коллайдере и другие истории о науке, вере и сотворении мира
- Название:Кто изобрел Вселенную? Страсти по божественной частице в адронном коллайдере и другие истории о науке, вере и сотворении мира
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:АСТ
- Год:2016
- Город:М
- ISBN:978-5-17-098307-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Алистер Макграт - Кто изобрел Вселенную? Страсти по божественной частице в адронном коллайдере и другие истории о науке, вере и сотворении мира краткое содержание
Ученый, доктор молекулярной биофизики и, по совместительству, профессор богословия Оксфордского университета, коллега и интеллектуальный оппонент Ричарда Докинза, Алистер Макграт считает, что это противостояние давно устарело. Его новая блестящая и убедительная работа, которую по праву высоко оценили ведущие ученые умы мира, читается на одном дыхании, она поможет вам увидеть удивительные связи между поворотными открытиями в астрофизике, биологии, генной инженерии, медицине и достижениями в теологии, обогатить и укрепить ваши взгляды на мир и место человека во Вселенной.
Кто изобрел Вселенную? Страсти по божественной частице в адронном коллайдере и другие истории о науке, вере и сотворении мира - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
В V веке на ту же тему размышлял и Блаженный Августин, хотя он явно придерживался религиозного подхода. В наши дни Августина считают одним из первых мыслителей, занимавшихся вопросами автобиографической памяти [393] Liliann Manning, Daniel Cassel, Jean-Christophe Cassel , «St Augustine’s Reflections on Memory and Time and the Current Concept of Subjective Time in Mental Time Travel», «Behavioral Sciences» 3, no. 2, 2013, pp. 232–243.
. При анализе природы времени Августин делал особый упор на осознании субъективного времени, в котором существует мыслитель как личность, и на осознании индивидуального существования в субъективном времени. Исследования Карла Шпунара из Гарвардского университета показали, какую важную роль играет идея «субъективного времени» для человеческого самосознания [394] См., например, Karl K. Szpunar , «On Subjective Time», «Cortex» 47, 2011, pp. 409–411; Idem , «Evidence for an Implicit Influence of Memory on Future Thinking», «Memory & Cognition» 38, 2010, pp. 531–540.
, а также для религиозного и метафизического обогащения, понимаемого примерно в том же духе, как и в классическом тексте «Исповеди» Августина.
Августин предлагает аппарат, который позволяет выявить субъективное значение настоящего момента и бережно сохранить его, ни в коей мере не упуская из виду представлений о пространстве и времени согласно теории относительности Эйнштейна. А это, в свою очередь, задает рамки для признания и воспоминаний о прошлом, и надежд на будущее. Подобный обогащенный нарратив позволяет связать воедино самые разные идеи, не нарушая при этом границ между дисциплинами и одновременно обеспечивая полное осознание и понимание «картины в целом», а не какого-то ее фрагмента [395] О том, как ученые работают с междисциплинарными границами, говорится в статье Elaine Howard Ecklund, Jerry Z. Park, Katherine L. Sorrell , «Scientists Negotiate Boundaries between Religion and Science», «Journal for the Scientific Study of Religion» 50, no. 3, 2011, pp. 552–569.
.
Конечно, это довольно сложный пример, требующий от читателя серьезных усилий. Однако он помогает нам понять, как можно (а с точки зрения Эйнштейна – нужно) обогатить научный нарратив, не искажая его. Дэвид Мермин отмечает, что настала пора обдумать, «какие еще фундаментальные загадки можно разгадать, если восстановить равновесие субъекта и объекта в физических науках». И верно. Причем мы уже располагаем всеми масштабными нарративами, которые нам в этом помогут – они только и ждут, когда мы к ним обратимся.
Ночная тишь. О созерцании небес
Когда Эйнштейн с горечью признал, что научные описания не способны удовлетворить экзистенциальные потребности человека, это заставило его сделать вывод, что «за пределами мира науки» лежит что-то очень важное. Подобные ощущения знакомы многим – и они не всегда связаны с естественными науками. К. С. Льюиса преследовали мысли о чем-то, что лежит за горизонтом опыта – словно далекий цветок, чей аромат доносит мимолетный ветер. Писатель Салман Рушди называл подобные трансцендентные моменты «полетом человеческого духа за пределы его материального, физического существования» [396] Rushdie , «Is Nothing Sacred?», p. 7.
. И практически то же самое говорил и Ньютон, когда уподоблял ученого ребенку, который играет на берегу океана истины и от увлеченности коллекционированием наблюдений упускает из виду их конечный смысл:
Думаю, я был подобен маленькому ребенку, который играет на берегу: то и дело я отвлекался на гладкий камешек или красивую ракушку, а между тем передо мной раскинулся великий океан истины, которая так и осталась не открытой [397] David Brewster , «Life of Sir Isaac Newton», new ed., rev. W. T. Lynn, London: Tegg, 1875, p. 303.
.
Это чувство знакомо и мне. Помню, как в конце шестидесятых годов я глядел в небо зимними ночами и видел Пояс Ориона – три яркие звезды в созвездии Ориона. Тогда я был атеистом и не интересовался Богом. Как и многие другие, я глубоко восхищался чудесами природы, и это ощущение лишь усиливалось при виде ночного неба – я словно бы стоял на пороге чего-то, что мой разум упорно называл воображаемым, однако интуиция настаивала, что это очень важно. Интуиция никогда не оставляла меня, я всегда слышал ее тихий голос, выражавший сомнения в моем атеизме, таком простом и ясном. Признаться, в те годы вид ночного неба тревожил меня, потому что наводил на вопросы об экзистенциальной адекватности устоявшихся рационалистических предположений. Моих тогдашних познаний в астрономии вполне хватало, чтобы понять, что свет от этих звезд шел до Земли как минимум несколько сотен лет. В сущности, смотреть на звезды Пояса Ориона – все равно что путешествовать в прошлое. Я их видел такими, какими они были когда-то, а не такими, каковы они сейчас. К тому времени, как свет, который они сейчас испускают, дойдет до Земли, меня уже давно не будет. Эти звезды стали для меня символом бренности моего бытия, молчаливым холодным напоминанием о краткости человеческой жизни. Вселенная, конечно, очень красива. Но при этом она, как мне тогда казалось, лишена какой бы то ни было цели.
Атеистическая ментальная карта, которой я придерживался в те годы, убедила меня, что Вселенная относится ко мне с ледяным безразличием. Законам природы свойственна «холодная безличность» [398] Steven Weinberg , «Dreams of a Final Theory: The Search for the Fundamental Laws of Nature», London: Hutchinson Radius, 1993, p. 196.
(пер. А. Беркова). Лично я для них ничего не значу. Как впоследствии писал химик и атеист Питер Аткинс, Вселенная – это машина, которая «движима распадом, не имеющим ни мотива, ни цели» [399] Peter W. Atkins , «Creation Revisited», Harmondsworth: Penguin, 1994, p. 21.
. Хотя я в каком-то смысле продукт природы, ей нет до меня никакого дела. На этом этапе жизни я считал ночное небо символом бессердечного вселенского безразличия – примерно об этом же писал и великий персидский поэт Омар Хайям:
Круг небес, неизменный во все времена,
Опрокинут над нами, как чаша вина.
Эта чаша, которая ходит по кругу.
Не стони – и тебя не минует она [400] «The Rubáiyát of Omar Khayyám», trans. Edward Fitzgerald, 1879, p. lxxii.
.
Ощущение бесцельности Вселенной преследует и многих наших современников, особенно в научном сообществе. Урсула Гуденав, биолог из Вашингтонского университета, вспоминает, как ее «охватил ужас» при мысли о том, как огромна Вселенная, и о том, что когда-нибудь миру настанет конец. После этого она больше не могла любоваться красотой звезд – они стали для нее воплощением глубинных страшных истин, которые она не могла перенести.
Красота ночного неба погибла для меня. Я больше не могла на него смотреть. Я плакала в подушку, слезы юношеского отчаяния текли долго и медленно… Холодная пустота охватывала меня всякий раз, когда я задумывалась о том, что на самом деле происходит в глубинах космоса или атома. Поэтому я изо всех сил старалась ни о чем подобном не думать [401] Ursula Goodenough , «The Sacred Depths of Nature», New York: Oxford University Press, 1998, p. 10.
.
Интервал:
Закладка: