Эндрю Робертс - Черчилль и Гитлер

Хотя заговорщики несомненно были, по выражению Черчилля, «храбрейшими из храбрейших», остается неясным, выступали ли сторонники Сопротивления от имени значительной части немецкого населения даже в тот день, 20 июля 1944 г. Если бы Гитлер погиб в результате «бомбового» заговора, ему на смену пришло бы, скажем, не неохристианское демократическое правительство, а, скорее всего, Генрих Гиммлер, стоявший во главе СС. Учитывая, что Борман был не более чем бюрократом, а влияние Геббельса основывалось в основном на поддержке покойного Гитлера, Гиммлер задействовал бы всю имевшуюся у него громадную поддержку и, вероятнее всего, стал бы новым фюрером. Мало что изменилось бы и в случае, если бы нацистский трон унаследовал заместитель фюрера Герман Геринг. Историк Питер Хоффман писал, что «Геринг объединил бы всю нацию, апеллируя к volkisch и национал-социалистическим идеалам и поклявшись следовать заветам фюрера и удвоить силы для того, чтобы сокрушить врагов». Если бы Геринг или Гиммлер заняли место фюрера и не совершили множества стратегических ошибок, которые допустил Гитлер, нацистская Германия, возможно, просуществовала бы дольше. Кроме того, простой немецкий солдат, вне всяких сомнений, продолжал бы упорно сражаться, чтобы защитить родину (и честь матери) от неистовства Красной Армии.

В случае проигрыша Германии в войне убийство Гитлера могло способствовать созданию идеалистической Dolchstosslegende (легенды о предательском «ударе в спину»). Несомненно, посыпались бы утверждения, что Гитлер готовился применить абсолютное секретное оружие, которое бы уничтожило армии союзников, которые он целый год специально заманивал на территорию Германии, и потому был убит кучкой аристократов, либералов, христиан и космополитов, о чьем вероломстве свидетельствует их сотрудничество с британской разведкой. Это служило бы мощным поводом для реваншизма в Германии многие годы.

В своей книге «Последние дни Гитлера», 1947 г., выдающийся историк Хью Тревор-Ропер назвал германское Сопротивление «созданием столь же сказочным, как кентавр и гиппогриф». Но помимо вопроса, являлось ли оно на самом деле столь масштабным и влиятельным, как утверждают его послевоенные защитники, или же было раздуто после войны так же, как это произошло с движением французских партизан «маки», остается еще тот факт, что англичане имели все основания подозревать, что их контакты в Сопротивлении являются двойными агентами. В ноябре 1939 г. два офицера MI6 были похищены в городе Венло на голландско-германской границе агентами гестапо, выдававшими себя за участников Сопротивления. Фест не упоминает об этом инциденте, но Михан признает, что он имел «серьезные и длительные последствия», заставив министерство иностранных дел, по вполне понятным причинам, с подозрением относиться к будущим попыткам установить контакт.

В этом ключе становится понятным и спонтанное заявление постоянного заместителя министра иностранных дел сэра Алека Кадогана: «Как обычно, немецкая армия хочет, чтобы мы спасли ее от нацистского режима». Гёрделер, обещая устранить Гитлера в декабре 1939 г., попросил взамен Данциг, колониальные уступки и беспроцентный кредит в размере 500 миллионов фунтов стерлингов. Кадоган отреагировал на это так же иронично: «Мы поставляем товар, а Германия дает нам долговые расписки». Министр с ним согласился. Невиллу Чемберлену в Германии мерещились «гитлеровские якобиты», а лорд Галифакс жаловался: «Немцы хотят, чтобы мы делали для них их же революции». Судя по книге герра Феста, с тех пор мало что изменилось.

«Убийство, – сказал Бенджамин Дизраэли всего через две недели после смерти Авраама Линкольна в 1865 г., – никогда не меняло мировую историю». Прав ли он? Учитывая пагубное влияние гитлеровского руководства на немецкий народ в период с 1933 по 1945 г., оправданно ли было убить его? Документы, обнаруженные в Государственном архиве в Кью в 2000 г., свидетельствуют, что операция «Фоскли» разработанный британской разведкой план покушения на Гитлера, была хорошо продумана, но так и не осуществлена по решению сверху.

Вопрос о том, повлияло бы убийство Гитлера на ход войны, возвращает нас к старому спору о том, что именно движет историю – «грандиозные, беспристрастные силы», как называл их Т. С. Элиот, столь мощные, что люди, какими бы влиятельными они ни были, оказываются всего лишь щепками на волнах истории, или выдающиеся личности, которые, как полагал Томас Карлейль, своей волей определяют человеческие судьбы. Если бы Наполеон был убит при осаде Акры, или если бы Гитлер погиб от сибирской язвы или пули снайпера в результате операции «Фоксли», стал бы мир другим?

Послевоенные американские правительства, или, по крайней мере, их разведывательные ведомства, по-видимому, придерживаются теории о «великой личности», оправдывая ею покушения на жизнь Фиделя Кастро – громкая история с взрывающимися сигарами – и бомбежки с целью уничтожения полковника Каддафи в 1986 г. и Саддама Хусейна в 1991 г. Хотя в Америке жертвами наемных убийц стало неслыханное число президентов (четверо) и других общественных деятелей, таких как Мартин Лютер Кинг, Хьюи Лонг, Роберт Кеннеди и Малкольм Икс, американцы по-прежнему остаются самой наивной нацией, одобряющей карательные действия, направленные конкретно на вражеского лидера, – метод, который Веллингтон, услышав в начале битвы при Ватерлоо предложение выстрелить из пушки прямо в Наполеона, осудил как неджентльменский. В отличие от американцев англичане всегда действовали очень осторожно; говорят, что британский политик Джулиан Амери поставил крест на своей карьере, предложив MI6 устранить возмутителей спокойствия в британских колониях. [106]

Убийство как политическая стратегия приводит к очень разным результатам, когда осуществляется в обществах с представительной демократией со сложившейся иерархией власти и странах с феодальным, племенным или диктаторским строем. Если убийство президента – Мак-Кинли или Джона Кеннеди – или премьер-министра – Спенсера Персиваля – приводит к плавному его замещению вторым лицом государства, которое обычно демонстративно придерживается того же политического курса, то в случае, когда убитый лидер олицетворяет собой целое государство, последствия могут быть совсем иными. Сложно избежать соблазна, если кажется, что война будет короткой, а кардинальной смены правительства можно добиться путем устранения конкретной личности, как это произошло в случае с Саддамом Хусейном.

Убийства Жан-Поля Марата, царя Александра II, эрцгерцога Франца Фердинанда, адмирала Дарлана, Рейнхарда Гейдриха, Хендрика Фервурда, Бенигно Акино, отца Ежи Попелушко и генерала Зия уль-Хака все до одного имели далеко идущие политические последствия – хотя зачастую и противоположные тем, на которые рассчитывали их организаторы, поскольку произошли в странах с антидемократическим режимом. Убийства же императрицы Елизаветы Австрийской, короля Италии Умберто I, Жана Жореса, Махатмы Ганди, президента Южного Вьетнама Зьема, Улофа Пальме, Индиры Ганди и Раджива Ганди, произошедшие в государствах с представительским институтом власти, согласно типичному для Дизраэли огульному обобщению, таковых последствий не имели.