Эндрю Робертс - Черчилль и Гитлер

Одна характерная особенность внешнего облика фюрера все же осталась, и это был его широко растиражированный взгляд. Военный адъютант, видевший Гитлера всего за несколько дней до самоубийства, вспоминал, что хотя в остальном он казался «слабым и дряхлым стариком… только его глаза вспыхивали неописуемым блеском… а взгляд, когда он посмотрел на меня, был необычайно пронзителен».

Варлимонт отмечал, что покушение на жизнь Гитлера заставило того после июля 1944 г. еще больше не доверять генералам, что не удивительно, а их в свою очередь практически лишило желания возражать: «Его советники производили на непосредственного наблюдателя тревожное впечатление, будто они руководствовались теперь не здравыми соображениями военного порядка, а чувством еще более полного, если такое возможно, преклонения ученика перед учителем». В результате Гитлер полностью отказался от «тактики поручений», которая так помогала ему в Польше, Норвегии, Голландии и Франции (по крайней мере, до тех пор, пока он не отдал роковой приказ остановить движение танков перед Дюнкерком). Впоследствии Варлимонт так вспоминал об этом периоде после июля 1944 г.:

Гитлер внедрил… свой гибельный способ руководства, в приказном порядке провозгласив принцип, согласно которому единственной обязанностью всех командиров, даже самых высокопоставленных, является безоговорочное и неукоснительное выполнение его приказов. Перед лицом врага офицеры некомандного состава и рядовые солдаты не имели права обсуждать разумность или вероятную успешность атаки, приказ о которой отдан командиром подразделения; точно так же верховный главнокомандующий вермахта не должен разделять ответственность за свои решения с командующими армий. Им запрещалось подавать в отставку в случае несогласия с его распоряжениями. [107]

И что еще хуже, чудесное спасение Гитлера от смерти только усилило его веру в судьбу. Варлимонт вспоминал:

Он был достаточно самоуверен, чтобы считать, что 20 июля его спасло «Провидение», и теперь ждал, что другие «чудеса» обеспечат новый поворот в войне, хотя раньше с презрением обрушивался на тех лидеров из вражеского стана, кто позволял себе выступать с подобными заявлениями.

Черчилль тем временем использовал чудесное спасение Гитлера как возможность обрушиться на того с самыми сокрушительными обвинениями. В прошлом он называл Гитлера «этот кровожадный беспризорник» и отчасти приписывал победы союзников в Африке «военной интуиции ефрейтора Гитлера. Нельзя было не заметить и там присутствие незримой направляющей руки. Той же самой тупой, бесчувственной силы». Он также не любил сравнивать Гитлера с Наполеоном, считая, что «не надо оскорблять великого императора и воина, сопоставляя его с жалким любителем митингов и мясником». Теперь, в сентябре 1944 г., Черчилль превзошел в насмешках даже самого себя. Выступая в Палате общин, он сказал:

Когда 20 июля Гитлер избежал предназначенной ему бомбы, он описывал свое спасение, как перст провидения. С чисто военной точки зрения я считаю, что мы можем согласиться с ним. Ведь, конечно, было бы большим несчастьем, если бы союзники на заключительных этапах борьбы были лишены того сорта воинственного гения, при помощи которого ефрейтор Шикльгрубер в столь значительной мере содействовал нашей победе.

Как это часто бывало с едкими высказываниями Черчилля, это замечание, хоть в том и не было необходимости, было совершенно справедливым. Три чуда произошли с Англией в ходе войны, и все три были результатом серьезных ошибок со стороны Гитлера: приказ о приостановлении продвижения танков в район Дюнкерка от 25 мая 1940 г.; вторжение в Россию 22 июня 1941 г.; и объявление немцами войны Соединенным Штатам 11 декабря 1941 г. Ни одно из этих решений не имело никакого отношения к Черчиллю, но все вместе они послужили его цели. И все они были приняты на основании соображений одного человека. Лидерство – в данном случае катастрофически неумелое лидерство Гитлера – сыграло здесь решающую роль. По-настоящему великие лидеры понимают, насколько важно прислушиваться к людям, которые не согласны с ними. И если Черчилль вступал в дискуссию, Гитлер попросту душил ее на корню. И потому в итоге, несмотря на то, что тоталитарные государства хорошо умеют начинать войны, демократии куда лучше умеют их выигрывать.

Что будут говорить про Адольфа Гитлера и Уинстона Черчилля спустя долгое время после того, как мы все умрем? Пока живы люди, потерявшие родных на войне, развязанной Гитлером, пока мы живем в мире, политические границы которого были очерчены после победы над Гитлером, невозможно оценивать их абсолютно объективно. Так какими же обычные люди будут воспринимать Гитлера и Черчилля в 2145-м или 2245 г., когда хронологически они будут так же далеки для наших потомков, как сегодня далеки для нас такие исторические личности, как Наполеон и Веллингтон?

Большинство из нас наивно полагает, что Гитлер всегда будет казаться еще одним Владом Цепешем, Аттилой Бичом Божьим или Иваном Грозным – то есть не более чем исполненным ненависти кровожадным тираном. Как заметил сэр Джон Киган: «Он принадлежит к компании Чингисхана, Тамерлана, Сталина и Мао Цзэдуна, бесчеловечных маньяков, страдающих манией величия. Все они состоят в союзе с дьяволом, во что «людям Писания» нетрудно поверить. Да упокой, Господи, их души» [108]. Хотя в 1950-х гг. в некоторых ревизионистских биографиях или телевизионных документальных фильмах иногда предпринимались попытки реабилитировать фюрера, кажется, что мнение потомков в целом осталось неизменным. Но кое-кто из авторитетных философов, например американский историк Джон Лукас, не так в этом уверен. Лукас назвал целый ряд областей, в которых ревизионизм в отношении Гитлера уже набирает обороты (правда, надо признать, что довольно медленно), и он опасается, что со временем их станет гораздо больше. В конце концов, Наполеон за 20 лет завоевательных войн оставил на полях Европы свыше 6 миллионов убитых, но сегодня у него нет недостатка в почитателях среди интеллигенции и писателей.