Жорж Корм - Религиозный вопрос в XXI веке. Геополитика и кризис постмодерна

Самые бесстыдные формы цивилизационного национализма проявляются в некоторых выступлениях европейских глав правительств: так, Сильвио Берлускони во время визита в Берлин 26 сентября 2001 года, сразу после терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне, позволил себе высказать крайне негативную оценку мусульманского мира (по его словам, «одна из его частей отстала на 1400 лет») и заявить о бесспорном превосходстве западной цивилизации. И наоборот, риторика бывшего малайзийского премьер-министра Махатхир бин Мохамада, выступившего на саммите Организации исламского сотрудничества в октябре 2003 года в Куала-Лумпур, не менее порочна. В своей длинной речи, отражающей чувства довольно значительной части мусульманского населения, он обличал разобщенность мусульман перед агрессией западных стран, которые считают мусульман своим врагом; он напомнил о том, как велика была исламская цивилизация, когда она была основана на науке и знании, и пожаловался на упадок исламского мира. Хотя он и претендовал на некоторую избирательность в собственных разоблачениях Запада, когда, например, утверждал, что не все жители Запада одинаково враждебны к мусульманам и не все евреи одобряют то, что делают израильтяне, в качестве образца он предложил мусульманам еврейский народ, «который думает», который защищался, с успехом продвигая социализм, коммунизм, права человека и демократию, «так что продолжать их преследовать – значит становиться на сторону зла, и потому они получили права наравне с другими»; следовательно, мусульмане «не должны ограничиваться тем, чтобы сражаться с ними физически, им надо применить и свой ум» [258]. Все эти риторические ходы, религиозная и националистическая игра отражений и перевертываний крайне опасны, будь они западного или мусульманского происхождения, и только защита светского, профанного мировоззрения позволит им противодействовать.

Кроме того, также было бы весьма мудро не использовать больше вкривь и вкось понятие Запада, которое служит основанием для современного цивилизационного национализма мега-идентичности «Запада», защитником которой провозглашают себя США, противостоящие внешней опасности (представляемой, очевидно, терроризмом и исламом). И если вполне нормально говорить о Европе и её гуманистической цивилизации, которая пытается сформировать политическое единство, проведя экономическое объединение, сам по себе термин «Запад», на самом деле, устарел, что можно понять, если вспомнить о его религиозных корнях (различии Западной Церкви и Восточной), о его легитимации расистскими теориями (разделением арийцев и семитов) или теориями колониальными (превосходством европейской цивилизации над всеми остальными, оправдывающим завоевание и порабощение других народов), наконец, о его исторически более близком, но всё равно ушедшем в прошлое понимании в качестве демократической системы, противопоставленной советскому тоталитаризму.

Если мы действительно желаем прийти к многополярному миру, не стоит стремиться к закреплению мега-идентичности Запада на интеллектуальном уровне, а также в таких военных институтах, как НАТО. Положение нового Европейского конституционного договора, согласно которому внешняя политика ЕС в плане совместных действий и обязательств «остаётся в согласии с обязательствами, подписанными в рамках НАТО» (статья I-41.7), имеет, очевидно, совсем иной смысл, представляясь, скорее, дурным предзнаменованием.

Международное право снова должно стать республиканским правом в полном смысле этого слова. Международный закон должен быть единым для всех – когда он защищает и когда он карает. Нельзя принимать разнящиеся юридические режимы или допускать, чтобы некоторые государства (как это бывает с Израилем) не считали нужным оценивать свои действия с точки зрения международного права. Ничто не дискредитирует демократию больше, чем манипуляция правилами современного международного права, являющимися плодами многовекового опыта: нечеткое применение прав человека подкрепляет позицию авторитарных режимов и антидемократических сил, которые в подобном случае могут с легким сердцем изобличать избирательное применение этих прав демократическими державами.

Разве лучший путь к закреплению демократических ценностей и к уважению прав человека в общемировом масштабе – не уважение, прежде всего, этих принципов в контексте ведения международных дел? Уроки демократической морали, которые некоторые западные страны намереваются преподать странам, страдающим от отставания и политического авторитаризма, лишь упрочивают местные силы, противостоящие демократии и либерализму: действительно, чаще всего тот или иной экономический договор или предоставление территории для военной базы сразу же аннулируют значимость этих моральных поучений, встречаемых в общественно-политическом мнении таких стран все с меньшим одобрением.

С другой стороны, так же, как мы ставили вопрос о ненужности сохранения такого института, как НАТО, надо поставить вопрос и о смысле единственного существующего в международном порядке объединения государств на религиозной основе, то есть Организации исламского сотрудничества (ОИС), из которой вышли многочисленные так называемые «исламские» межправительственные организации, действующие в самых разных сферах [259]. Мы видели, что эта организация была рождена в контексте холодной войны и служила распространению через различные каналы саудовской и пакистанской форм фундаменталистского и ригористского ислама. Не должна ли такая организация постепенно реформироваться и переосмыслить свое предназначение и функции? Сколько ещё можно заниматься «исламизацией», нацеленной на гомогенизацию всех внешних признаков жизни в мусульманской обществе и на стирание всех национально-этнических особенностей различных мусульманских народов?

Другой метод, который стоит испытать, чтобы покончить с инструментализацией религии и открыть дорогу миру без насилия, потребовал бы вернуться к кантовской концепции космополитизма, которую новые философы, разочаровавшиеся в Просвещении, выбросили на помойку. Как известно, мультикультурализм – это система, свойственная в силу истории и мировоззрения некоторым странам, в которых этническое происхождение и религиозная принадлежность играют центральную роль, как это видно в современных США и как это было раньше в таких многонациональных империях, как Османская или Австро-Венгерская. В Европе ситуация иная, у неё другая традиция, отмеченная Французской революцией и волюнтаристской концепцией нации, так что этнические или религиозные корни граждан не могут оцениваться в публичном пространстве или использоваться в качестве аргументов в политическом споре.