Джон Куиггин - Зомби-экономика. Как мертвые идеи продолжают блуждать среди нас

Экономисты-посткейнсианцы, такие как Дэвидсон и Шэкл, настаивали, что эта фундаментальная неопределенность занимает ключевое место в мысли Кейнса, и сетовали, что в кейнсианско-неоклассическом синтезе по версии Хикса от нее не осталось и следа. Но, как часто и бывает с «гетеродоксными» школами экономической мысли, посткейнсианцы оказались более сильны в критике, нежели в разработке связной и готовой для практического применения альтернативы.

Шэкл дошел до того, что вообще стал отрицать возможность какого бы то ни было знания о вероятностях, даже в таких простых ситуациях, как подбрасывание монеты. Подобный нигилизм почти никого не мог убедить.

Дэвидсон развернул более продуктивную критику и проделал довольно ценную работу, показывающую, как отношение к неопределенности влияет на индивидуальный спрос на деньги. Разные виды отношения к неопределенности, получившие название «самозарождающегося оптимизма», играют важнейшую роль в кейнсианской теории «ловушки ликвидности», то есть ситуации, когда даже при нулевых процентных ставках инвесторы и домохозяйства предпочитают сберегать, а не инвестировать.

Кейнсианцы, принадлежавшие к мейнстриму, в частности Джеймс Тобин, утверждали, что мотив предпочтения ликвидности можно представить как разновидность отношения к риску. Тобин стал первооткрывателем ныне стандартного подхода к анализу финансовых портфелей, в основе которого лежит мысль, что любая инвестиция делается в результате сопоставления средних ожидаемых выгод от различных вложений и соответствующих им мер риска, таких как дисперсия доходности, что, в свою очередь, предполагает возможность некой разумной оценки вероятностей всех событий. Хотя сам Тобин часто обращал внимание на негативную роль иррационального поведения на финансовых рынках, его анализ был с легкостью переформулирован в терминах теории ожидаемой полезности и включен в модели, построенные на основе гипотезы об эффективности рынков.

Однако за последние 30 лет появился большой корпус работ, показавших, что часто люди действуют вразрез с прогнозами теории ожидаемой полезности. В качестве более реалистичного описания поведения было предложено множество моделей выбора в условиях неопределенности. Возможно, наибольшую известность приобрела теория перспектив Канемана и Тверски, предложенная в 1979 году, за которую Канеман был удостоен Нобелевской премии по экономике, а Тверски – посмертного упоминания (что бывает нечасто). [80]

Какие именно особенности более общей и реалистичной модели выбора в условиях неопределенности могли бы способствовать обновлению кейнсианской макроэкономики? Можно привести по крайней мере два очевидных примера. Во-первых, существует проблема «неизвестных неизвестных», которая, что совсем неслучайно, выявляет слабые места гипотезы эффективного рынка.

Любой экономический кризис с неизбежностью заставляет людей учитывать обстоятельства, ранее не принимавшиеся ими во внимание, например, возможность банкротства своего работодателя или своего банка либо резкого обесценения валюты. Когда такое ранее непредвиденное обстоятельство возникает в сознании большого числа людей, появляется угроза сильных экономических пертурбаций.

Во-вторых, как я уже упоминал, хотя люди не способны учесть некоторые маловероятные крайние исходы, они обычно (возможно, для подстраховки) переоценивают вероятность возникновения тех исходов, которые им удается учесть.

С точки зрения макроэкономики «нормальной» является ситуация, когда люди не предвидят или, по крайней мере, не принимают в расчет риск крупной рецессии. С наступлением кризиса нормальное видение будущего внезапно уступает место в головах тех же самых людей гораздо более пессимистичной перспективе, в которой весомой становится возможность полного экономического краха.

Что совсем неудивительно, подобный переворот в «самопроизвольном оптимизме» имеет эффект самоисполняющегося пророчества. Если значительное число людей ожидает рецессию и старается повысить сбережения и снизить инвестиции, эти действия на самом деле могут породить рецессию, от которой они изначально должны были защитить.

Разумеется, знание этого факта нисколько не смягчает потенциального воздействия, не говоря уже о его предотвращении. Люди, которые внезапно начинают волноваться о наступлении рецессии, если они не враги своему благосостоянию, не будут продолжать расходовать в надежде, что остальные поступят так же и тем самым все вместе удержат экономику на плаву. Скорее они решат, что остальные рассуждают схожим образом и поэтому рецессия даже более вероятна, чем вытекало бы из чисто объективных условий.

«Самопроизвольный оптимизм» Кейнса получил свое второе рождение в вышедшей недавно одноименной книге Джорджа Акерлофа и Роберта Шиллера. Акерлоф и Шиллер рассматривают пять факторов, модифицирующих стандартную модель рациональной максимизации (чувство уверенности и взаимное доверие, ощущение справедливости, злоупотребления, денежная иллюзия и влияние СМИ), и утверждают, что определенное сочетание этих факторов может помочь в объяснении ряда экономических исходов, несовместимых со стандартной моделью. Их анализ убедительно доказывает, что макроэкономике нужны новые, более реалистичные основания.

Если макроэкономический анализ, построенный на альтернативных, нежели ожидаемая полезность, основаниях, сулит такие перспективы, то почему так мало работ было сделано в этом направлении? Возможно, отчасти это объясняется специализацией экономистов. Специалисты по теории принятия решений в основном занимаются индивидуальным выбором, и когда они начинают искать экономическую область приложения своих результатов, более естественно в этой роли смотрится микроэкономическая теория.

Но есть и более фундаментальная проблема. Индивиды, поведение которых отвечает теории ожидаемой полезности, проявляют «динамическую последовательность», а это свойство, как следует из его названия, важно для моделей DSGE. Экономические агенты, решения которых динамически последовательны, никогда не меняют свою картину мира коренным образом. На появление новой информации они реагируют, изменяя субъективные вероятности наступления отдельных событий, но никогда не пересматривают своих первичных представлений и предпочтений, относящихся к внешнему миру. Это, в частности, означает, что они могут полностью предусмотреть то, как поведут себя в каждой из возможных ситуаций в будущем, и не захотят ни переменить этот план действий, ни привязаться к определенной линии поведения, впоследствии, возможно, нежелательной.