Гай Стэндинг - Прекариат: новый опасный класс

Убывающая, «истончающаяся» демократия, спорадическое голосование молодежи и откат вправо – все это сливается воедино. Во время выборов в Евросоюзе в 2009 году средняя явка избирателей составила 43 процента, это был самый низкий показатель после 1979 года. Левоцентристские партии понесли урон почти всюду. Лейбористы получили 16 процентов голосов в Великобритании. А правые партии всюду набирают вес. В Венгрии социалисты потерпели поражение, а крайне правая партия «За лучшую Венгрию» (Йоббик) получила столько же мест в парламенте. В Польше победила правящая партия – правоцентристская Гражданская платформа. В Италии левоцентристы получили 26 процентов голосов, на 7 процентов меньше, чем на выборах 2008 года, до кризиса, а партия Берлускони «Народ свободы» – 35 процентов. В Германии на выборах 2009 года была зафиксирована рекордно низкая явка – 71 процент, и для правых все окончилось весьма удачно. Социал-демократы повсеместно сдают позиции.

Проблема в том, что политики сейчас продаются как бренды, а классовая политика теряет опору, отчасти из-за того, что социал-демократический проект не выдерживает испытания глобализацией. Результат – политика заявлений и имиджей, основанная на взаимном признании неолиберальной экономической модели. И это рано или поздно лишит социал-демократию поддержки.

Но, кажется, было одно исключение в США в 2008 году: Барак Обама сумел мобилизовать молодых американцев, возлагающих надежды на прогрессивную программу. К сожалению, он был «упакован и перепродан». Его советник по социальным сетям пришел из Facebook’а, другой советник с помощью хитроумных маркетинговых инструментов создал «бренд Обамы» с логотипом (лучи восходящего солнца над звездами и полосами), вирусным маркетингом (позывные Обамы), продакт-плейсментом (реклама Обамы на спортивных видеоиграх), 30-минутным рекламно-информационным роликом и выбором стратегических союзников бренда (Обама за максимальную досягаемость, семейство Кеннеди за авторитет, звезды хип-хопа за «уличный рейтинг»). После этого Общество рекламодателей удостоило Обаму звания «Маркетолог года». Компании вторили ему в своих рекламных роликах: «Пепси» – “Choose Change” («Выбирай перемены»), ИКЕА – “Embrace Change” («Навстречу переменам») и т. п.

Это коммерциализованная политика, когда продаются и покупаются новые образы и модные фразы, когда символы превалируют над сутью. В этом и заключается глубочайшее отчуждение – дорогостоящий пиар и реклама продают абстрактную компанию, где имеется персона как бренд, в окружении образов свободы и изменений, пустых по сути.

Обама получил преимущество перед слабой республиканской оппозицией в разгар изнуряющей войны и экономики на грани краха. Нападать на неолиберальный проект для него было бы рискованно. Вместо этого он поддержал Международный валютный фонд, закосневший в своей гордыне, выручил банки и назначил своим главным советником по экономическим вопросам Ларри Саммерса (Larry Summers) – человека, который придумал политику, ответственную за ипотечный кризис. Обама никогда не пытался обращаться к прекариату, хотя в прекариате многие надеялись, что он это сделает. Дитя социал-демократии не смог посочувствовать реальным трудностям.

В США и в других странах зреет недовольство некоторыми порочными аспектами эпохи глобализации. Вспомним хотя бы систематическое использование субсидий. Наоми Кляйн (Naomi Klein) среди прочих назвала эпоху глобализации «клановым капитализмом», который проявляется не как огромный свободный рынок, но как система, в которой политики раздают общественное богатство частным игрокам в обмен на политическую поддержку. По грустной иронии, крайне правые группы уловили антикорпоративистскую ответную реакцию. Если государство потворствует кумовству, почему кто-то должен поддерживать «сильное государство»? Старорежимные социал-демократы не способны дать этому жесткий отпор, потому что они поддержали неолиберальное строительство и ничего не сделали для поддержки прекариата, растущего в его тени. Дело в том, что субсидии капиталу использовались для политических и экономических целей. Грубый расчет был на то, что если политик или партия не дадут субсидий влиятельным кругам, например медиамагнатам, то это сделают другие. Если не выдавать субсидии финансовым инвесторам и нерезидентам (отдельным богачам, меняющим место жительства из-за налогообложения), то другие страны их могут переманить. Поколение социал-демократов мирилось с грубым оппортунизмом и постепенно утрачивало доверие.

Есть и более тревожные тенденции, чем дышащий на ладан социал-демократический проект. Незащищенный человек начинает проявлять недовольство и возмущение, а недовольные охотно поддерживают политику ненависти и злобы. В Европе левоцентристские партии были наказаны электоратом за то, что допустили усиление неравенства и незащищенности при переходе к государству «рабочих пособий». На этом фоне поднялись крайне правые, открыто апеллируя к страхам и опасениям самых незащищенных слоев.

Впереди всех Италия. Альянс, созданный Берлускони, был нацелен на прекариат – итальянскую его часть. Этот политический этос по праву можно назвать «неофашизмом». В его основе альянс между элитой вне общественного мейнстрима, воплощением которой является сам Берлускони (богатейший человек в Италии, владелец ведущих коммерческих каналов страны), нижним средним классом и теми, кто боится оказаться в прекариате. В первый же день после переизбрания в 2008 году Берлускони заявил, что намерен «победить армию зла», подразумевая под этим, что избавит страну от нелегальных мигрантов. Играя на людских страхах относительно закона и порядка, он принял ряд авторитарных мер. Были расформированы цыганские лагеря, у цыган сняли отпечатки пальцев. Парламент легализовал патрулирование силами народных дружин. Период, в течение которого беженцы должны содержаться в «центрах идентификации и высылки», был увеличен до шести месяцев, прибывающих по Средиземному морю беженцев стали задерживать, пока они еще не высадились на итальянский берег, и направлять в огороженные центры интернирования в Ливии. Берлускони и его коллеги назвали судей «раком на теле демократии» и распустили парламент как «ненужный орган». Не удивительно, что Италию называют страной нелиберальной демократии.

В Риме участились расистские нападки, узаконенные после переизбрания в 2010 году мэром города Джанни Алеманно, бывшего неофашистского активиста. Некоторые специалисты в области общественных наук отмечали, что молодые бандиты, совершающие расистские нападения, были не настолько идеологизированны, как их предшественники в 1930-е годы, и больше занимались проверкой документов – они были настроены против всех «чужаков». Другое изменение касалось употребления алкоголя – если раньше пристрастие к нему связывалось с понятием bella fi gura , то теперь стало модно даже гордиться тем, что утратил контроль. Клаудио Чераза (Claudio Cerasa), автор книги The Taking of Rome («Захват Рима») о подъеме политических правых сил, считает, что Алеманно – производное неофашизма, а не причина. В 2007 году, за год до его первого избрания, четверть римских школьников проголосовала за Blocco Studentesco (Студенческий блок) – молодежное крыло движения Casa Pound (Дом Паунда). Это было в духе того времени.