Джордж Манро - Петербург в царствование Екатерины Великой. Самый умышленный город

Рост цен в течение ряда лет не означал, что происходили их усиленные колебания от сезона к сезону. Напротив, во все времена года царило удивительное единообразие цен – во всяком случае, официально. Некоторые товары заметно дорожали в конце зимы, но обычно колебания цен не превышали 20 %, причём сохранялось неизменным соотношение между оптовыми и розничными ценами. Даже в конце зимы ещё можно было отыскать предметы роскоши, в том числе лимоны, маслины, кофе и чай, анчоусы, привозные сыры, рейнские вина [476]. Один петербургский академик отмечал с некоторым раздражением, что, хотя в городе стоят огромные склады и пакгаузы, полные товаров, здесь всегда трудно купить в розницу мелкие, но необходимые предметы вроде кофе, чая, сахара, уксуса, шнурков и ниток, сургуча, гвоздей, писчей бумаги, свечей. С большим трудом можно было разыскать лавочку, прячущуюся в каком-нибудь подвале, где хозяин торговал этими предметами, запрашивая несусветно высокие цены за свой товар [477].

С другой стороны, в одном судебном деле 1791–1792 гг., связанном с опротестованием векселя, имеются данные, свидетельствующие о той лёгкости, с которой можно было раздобыть деликатесы, причём в неограниченном количестве. Иван Калитин, петербургский купец, участвовавший в тяжбе, регулярно покупал кофе, чай, сахар и прочие товары у Мокея Ундозерова, который взял у Калитина в субаренду лавку в Большом Гостином дворе на Невском проспекте и записывал покупки на его счет:

28 ноября 1791 г.: голова сахара, 5 фунтов кофе;

5 декабря: 14 фунтов «сахару галову», 1 фунт чёрного чая, 5 фунтов кофе;

9 декабря: полпуда сахара, 1 фунт чёрного чая, 5 фунтов кофе;

11 декабря: 10 фунтов сахара, 5 фунтов пудры для париков, 3 банки помады;

17 декабря: 20 фунтов сахара, 1 фунт чая;

22 декабря: 14 фунтов «сахару голову», 1 фунт чёрного чая, 5 фунтов кофе;

24 декабря: 3 фунта деревянного масла, кувшин «харошева дойстину»;

31 декабря: пуд сахара, 8 фунтов кофе, по 1 фунту чёрного и зелёного чая, 5 фунтов пудры, 4 банки французской помады;

4 января 1792 г.: пуд сахара «рефенату»;

25 января: полпуда сахара, 10 фунтов «кафию… а только лутшива»;

31 января: то же количество обоих товаров, «да чаю черного фант»;

8 февраля: 30 фунтов «хорошева» сахара, 5 фунтов кофе, 1 фунт зелёного чая «асортом»;

10 февраля: 11 фунтов «галову сахару»;

21 февраля: 20 фунтов сахара, 10 фунтов кофе;

2 марта: пуд сахара, 15 фунтов кофе, 1 фунт зелёного чая, 2 фунта чёрного чая, 8 фунтов пудры, 4 банки помады, 1000 листов бумаги № 1;

12 марта: 12 фунтов «сахару голову» [478].

Этот довольно длинный список говорит как о доступности предметов роскоши в течение зимы, так и об уровне их потребления в «среднем» купеческом доме. За неполных четыре месяца было куплено 250 с лишним фунтов сахара, 63 фунта кофе, 6 фунтов чёрного чая и 17 фунтов зелёного, а сверх того 13 фунтов пудры для париков, 12 банок помады и прочие товары. И всё это для одного русского купеческого дома!

Цены на одежду, мебель, товары для дома, строительные материалы не отслеживались так пристально, как продовольственные цены, поэтому они зафиксированы в меньшем количестве документов. Соотношение оптовых и розничных цен было то же самое – 10 % наценки на розницу [479]. Из-за инфляции цены росли в течение всего рассматриваемого периода. Причём росли они не только в Петербурге, то же явление было характерно для всей страны. В городе реальные цены товаров повышенного спроса – таких, как строительные материалы, дрова, сено – росли быстрее. Несмотря на то что в конце периода предметы повседневного спроса стоили больше, чем в его начале, система снабжения стала работать гораздо эффективнее.

К концу века можно было не сомневаться в жизнеспособности Петербурга. Хотя большинство товаров первой необходимости стоило здесь гораздо дороже, чем внутри страны, а цены всё стремились вверх, их доставка всё равно осуществлялась успешно – иногда издалека. Купцы из внутренних областей России поняли, что можно извлекать выгоду, поставляя основные продукты в столицу. Тем самым они создавали торговые пути, которые могли использоваться также для перевозки других грузов, например, предназначенных на экспорт, что будет рассмотрено в следующей главе. Слаженно работавшая и хорошо развитая система поставок жизненно необходимых товаров лежала в основе нового, самостоятельного этапа в жизни города. Его повседневные потребности в значительной мере удовлетворял рынок. Почти все работы, связанные с транспортировкой, поставкой и продажей товаров, осуществлялись при помощи наёмного труда. Если в чём-нибудь обнаруживалась потребность, то кто-нибудь стремился её удовлетворить. Цены в определённых пределах контролировались, хотя имеются основания утверждать, что ограничения цен существовали лишь формально. То, что докладывали властям, и то, что предпринималось на самом деле, не всегда совпадало. И если это было справедливо в части снабжения города товарами повседневного спроса, то касалось также коммерческой деятельности более крупного масштаба – импорта и экспорта товаров.

Санкт-Петербург начал играть роль центра коммерческой активности раньше, чем был возведен в звание российской столицы. Несмотря на все то, что было написано о неприветливом местном климате и о враждебности здешней природы человеческому обитанию, всё же кое-какая торговля шла здесь задолго до того, как Пётр Великий ступил на берега невской дельты. Ещё во времена Господина Великого Новгорода реку бороздили ганзейские корабли; в XVII столетии шведы построили маленькую крепость Ниеншанц при впадении Охты в Неву, и к 1690-м гг. её скромную гавань посещало больше сотни кораблей в год [480]. Новый город, заложенный Петром, унаследовал эту торговлю, начиная с прибытия того знаменитого голландского корабля, что в 1703 г. не испугался войны, идущей в северных водах. Так с самого начала обозначилась коммерческая грань Петербурга, благодаря которой этот город разбудил свежие силы в российском торговом сословии, вдохнул в него новую жизнь.

В России положение купцов исстари было не блестящим. Дворянство их не любило, а церковь настораживал дух стяжательства, который они олицетворяли. Государство же видело в городском населении, а особенно в купечестве, источник доходов. Купцам часто отдавали на откуп сбор налогов, а если случались недоимки – а они рано или поздно случались, – купцы несли за них личную ответственность. Купечество не имело корпоративной организации, представляющей его интересы; многие из тех, кто из налоговых соображений приписывался «в купцы», на самом деле жили крестьянским или ремесленным трудом [481]. До основания Петербурга только в Москве и в Архангельске наблюдалась существенно иная картина: в Москве – потому что она была политической и географической доминантой центрального плодородного региона России, а в Архангельске – из-за наплыва иностранных купцов в XVII в.