Джордж Манро - Петербург в царствование Екатерины Великой. Самый умышленный город

Кроме артелей подрядчики часто набирали на казённые стройки и крестьян в индивидуальном порядке. Подрядчики узнавали об открывающихся подрядах из объявлений в «Санктпетербургских ведомостях». Условия подряда обычно гласили, что организация, заказывающая работу, готова предоставить всё, кроме рабочей силы. Бывало, что подрядчики брали на себя поставку инструментов, но лишь очень редко предоставляли также и материалы [659]. Берега каналов и рек оделись в гранит – это было выдающееся достижение эпохи Екатерины – усилиями наёмных крестьян. Адмиралтейство тоже расширяло подрядное строительство морских судов. Обширные работы по ремонту дома, в котором должен был жить прусский принц Генрих в начале 1770-х гг., были выполнены в основном крестьянскими подрядами. Отдельные контракты колебались в цене от 25 руб. до сумм свыше 1700 руб. Среди тех, кто брал подряды на проведение работ, были семеро помещичьих крестьян из Ярославской губернии и один из-под Костромы, один монастырский крестьянин из Ярославской губернии, двое ремесленников – выходцы из Германии, торговец скобяными изделиями из Холмогор, двое подмастерьев и многие другие, о ком нет подробной информации [660].

В целом, хотя промышленные предприятия составляли значительную долю петербургских производств, ремесленные мастерские, принадлежавшие индивидуальным мастерам, тоже вносили вклад в изготовление продукции, особенно товаров для повседневного домашнего потребления. Ни те, ни другие предприятия не были крупными. Большинство как фабрик, так и мастерских за 35 лет сменили владельцев или исчезли.

Техника в России была не такой передовой, как в Европе того времени. По оценке Н.А. Рожкова, «не только русский кустарь работал руками с помощью самых примитивных орудий, то же самое было и на фабрике. В сущности, фабрика XVIII века не заслуживала этого громкого названия: она была мануфактурной, обходилась без машин, ручным трудом, чем и обусловливалась возможность успешной конкуренции с нею со стороны кустарного производства, которое с технической стороны было, таким образом, не ниже фабричного. Достаточно сказать, что русской обрабатывающей промышленности XVIII столетия был неизвестен даже такой нехитрый и несложный инструмент, как самопрялка» [661].

Иностранцы играли важную роль в промышленной активности, особенно квалифицированные работники и управленцы. На неквалифицированной работе в столице преобладали недавние выходцы из русской провинции. Несмотря на то что в Петербурге XVIII в., несомненно, существовал тип производства, свойственный периоду до начала Нового времени, всё же именно там и тогда русские рабочие, управляющие, владельцы предприятий, а также ремесленники овладевали техническим опытом и приобретали деловую хватку – всё это пригодилось для управления крупными предприятиями, которые начали появляться в первые годы XIX в. Эти первые шаги промышленной активности – особенно благодаря участию в них иностранных специалистов и труду крестьян из российской глубинки – весьма значительно способствовали урбанизации Санкт-Петербурга.

Наконец-то мы возвращаемся к софизму Екатерины о том, что она нашла Петербург построенным из дерева, а оставит его одетым в мрамор. Это фраза из письма императрицы к госпоже Иоганне Доротее Биельке, написанного в июле 1770 г. Воздавая должное первоначальному автору этого высказывания, она его перефразировала: «Август говорил, что он нашел Рим построенным из кирпича, а оставит его построенным из мрамора; я же скажу, что я нашла Петербург почти деревянным, а оставлю в нем здания, украшеныя мрамором» [662]. Насколько это оказалось правдой? Какие перемены были осуществлены в Санкт-Петербурге за 34 года екатерининского царствования? Думается, что наилучшая исходная точка для разрешения этих вопросов – обзор состояния столицы в конце этого периода, когда город 1762 г., все ещё узнаваемый, уже нёс на себе печать прошедшей с тех пор трети века [663].

Самым поразительным было изменение размеров города. Внешние границы 1762 г. оказались глубоко внутри территории, застроенной к 1796 г. Санкт-Петербург показался огромным А.Т. Болотову, когда тот проехал через него верхом из конца в конец в начале царствования Екатерины. А если бы он вернулся в столицу ближе к концу её царствования, то узнал бы лишь некоторые улицы и здания. Власти начали постоянно заботиться о расширении застройки ещё в середине 1760-х гг., особенно вдоль южных и юго-восточных границ города, где совершенно естественным образом оседали вновь прибывавшие поселенцы. По мере того как пустые участки, оставленные для выпаса скота, неуклонно сокращались под напором топора, молотка и пилы, власти ощутили необходимость ограничить территориальное расширение, однако их усилия на этом пути оказались тщетными. К концу столетия собственно территория города достигала почти пяти миль в поперечнике в любом направлении. Площадь разрешенной застройки имела периметр длиной около 16 миль [664].

Земли, расположенные ближе к центру города, сильно подорожали по сравнению с участками на окраинах. Многие новые постройки в городских предместьях напоминали те, что красовались в центре на треть столетия раньше. Зато теперь в центре возвели куда более величественные здания, а пустыри между домами исчезли. Люди со скромными средствами, желая обзавестись собственным домом, должны были строить его ближе к черте города и нередко вторгались на остатки городских пастбищных угодий. К концу века, чтобы обозначить границы площади, на которой разрешалось строиться, выкопали широкий и неглубокий канал – Обводный. Его специально отнесли достаточно далеко, чтобы городу было куда расти, не поглощая при этом пространство, отведённое для выпаса скота [665]. По замыслу, эта незанятая территория должна была иметь две мили в ширину, но существенно сузилась из-за разрастания города вширь. Когда епископ Страсбургский Жан-Франсуа Жоржель в 1799 г. въезжал в Петербург по Царскосельской дороге, то заметил, что городские ворота в виде триумфальной арки и пограничный городской канал отстояли от крайних застроенных участков всего на половину или даже на треть мили [666].

Карта Санкт-Петербурга. 1777 г.

А вдоль некоторых главных транспортных артерий город уже перешагнул за канал. Петергофская дорога за городскими воротами ещё в начале екатерининской эпохи сделалась у богатых и влиятельных петербуржцев популярным местом для строительства дач, точнее, довольно пышных летних резиденций. Вдоль шоссе, уже вполне благоустроенного к 1779 г., тянулись особняки знати, генералов, придворных – чуть ли не сотня дач, большей частью выходивших фасадом на дорогу и на Финский залив. Были тут и постоялые дворы, и по крайней мере один монастырь. Тот факт, что императрица часто проезжала этой дорогой в Петергоф и обратно, разумеется, только прибавлял популярности здешним местам [667]. Кроме того, город выплеснулся за официальные свои пределы вверх по правому берегу Невы, в сторону Охты. Хотя в конце екатерининского правления этот район все ещё формально не входил в территорию столицы, с экономической и социальной точки зрения – если и не с административной – его следовало рассматривать как часть Петербурга. По всей Охте в это время появилось множество предприятий, которые вытянулись вдоль извилистого русла одноименной речки [668]. Третьим направлением, куда расползалась городская застройка, были берега самой Невы. Новые торговые и промышленные предприятия с каждым годом забирались всё выше и выше по течению. В этих местах, которые тоже могли считаться городскими районами, особенно густо сосредоточились заводы и фабрики строительных материалов [669]. Без расположенных здесь кирпичных заводов, лесопилок, фабрик по производству черепицы строить в городе было бы очень трудно.