Авнер Грейф - Институты и путь к современной экономике. Уроки средневековой торговли

В анализе с точки зрения теории игр выигрыши могут определяться действиями, предпринятыми для достижения определенного исхода, а также убеждениями игроков относительно правильных и эмоциональных реакций. Данное качество теоретико-игрового аппарата делает его полезным при изучении нормативных и социальных основ институционализированного поведения. Эти оценки могут быть включены в правила игры, чтобы изучить их влияние на поведение и на поведенческие убеждения. Также они могут быть выведены эндогенно в качестве равновесных исходов.

Поскольку институты – это равновесные феномены, концептуально обоснованно и полезно с точки зрения анализа рассматривать их без изучения их происхождения. Независимо от того, развился институт спонтанно или был учрежден намеренно, отражает ли он индивидуалистское (индивидуалистское?) поведение, эволюционное давление или социальный замысел, его равновесная природа останется неизменной.

Некоторых аспектов происхождения институтов я касаюсь в главе VII. Здесь наше обсуждение сфокусировано на том, как правила картографируются в виде убеждений, поскольку именно такое картографирование отличает социальные правила от институционализированных. Социальные правила являются общеизвестными, тогда как институционализированные – это те социальные правила, соблюдения которых повсеместно ожидают.

Чтобы институт был учрежден указом, необходимо, чтобы среди тех, от кого ожидается соблюдение правила, было достаточно много тех, кто рассчитывает, что другие также ему последуют. Каждый индивид должен быть убежден в когнитивном содержании и координационном воздействии правил и (или) считать, что их провозглашение повлияет на социальный обмен и нормы. Если индивиды не придерживаются таких убеждений, они не будут следовать правилам, даже если правила соответствуют равновесию (т. е. специфицируют самоподдерживающиеся убеждения, нормы и поведение). Если правило не ведет к убежденности в том, что ему станут следовать, предписываемое им поведение не будет выполняться. Таким образом, центральным моментом, необходимым для институционализации, является легитимность тех, кто издает правила. Ведь если бы не было индивидов или организаций с таким культурным авторитетом, институты никогда бы не создавались указами. Все институты развивались бы из процессов обучения на уровне индивидов, которые хорошо моделируются экономистами (см., например: [Chamley, 2004]). Однако можно предположить, что полная неспособность осуществлять координацию при помощи указов не является оптимальной [140].

В большинстве обществ некоторые социальные единицы наделены легитимностью, необходимой для изменения институтов. Одним из универсальных источников легитимности является то, что правила, предложенные этой единицей в прошлом, выполнялись. Однако в разных обществах наделенные легитимностью организации и индивиды различаются, что отражает исходные условия, включая организационное наследие и усвоенные убеждения. После своего установления наделяющая легитимностью социальная норма формирует равновесие: если ожидается, что новое, легитимно предложенное (равновесное) координирующее правило будет выполняться, оно действительно будет выполняться. Чем большее число таких новых правил выполняется, тем сильнее они укрепляют легитимность того, кто их предложил. Поскольку у разных легитимных властей скорее всего будут разные цели, а общества отличаются типами легитимных властей, институциональное развитие в разных обществах тоже вероятнее всего окажется разным.

Следовательно, легитимность – основной момент институционального развития. Однако современные исследователи институтов, работающие в области экономики, политологии или экономической социологии, уделяют ей не так уж много внимания [141]. Соответственно здесь я хочу отметить лишь то, что период зрелого Средневековья в Европе оказался поворотным в развитии норм легитимности. В этот период правители вполне осознавали ценность легитимности как того, что упрощает их правление и предотвращает критику в их адрес.

Например, легитимность – центральный сюжет «Гобелена из Байё», на котором изображено, как норманны под предводительством Вильгельма завоевали Англию в 1066 г. Гобелен был заказан Одо, сводным братом Вильгельма и епископом Байё. Первая сцена показывает Эдуарда Исповедника, последнего саксонского короля, дарующего королевство Вильгельму, наделяя его тем самым легитимностью. Другие норманны, завоевав Сицилию и южную Италию, получали легитимность, даруя завоеванные территории Папе, а затем царствуя в качестве его вассалов.

Эти примеры отражают борьбу между светским и религиозным как источниками легитимности правителей и правил в средневековой Европе. В период зрелого Средневековья Церковь стала терять свои прерогативы главного источника легитимных правил, управляющих практическими аспектами политики, общества и экономики, т. е. прерогативы организации, назначающей правителей или издающей правила. Важную роль в этом процессе сыграла убежденность в правомерности рукотворного обычного права, вписанная в римское право и в германское обычное право и отвечающая интересам традиционных светских лидеров, которые поддерживали ее. Неспособность Церкви удержать своих членов от стратегического использования позиций Церкви для материального обогащения, возможно, тоже сыграла определенную роль, подорвав моральные основы церковной легитимности [Ekelund et al., 1996].

В период зрелого Средневековья нормы легитимности в Европе все больше стали опираться на государства и корпорации. Правила считались легитимными, если они провозглашались правителями с наследственным правом на трон, провозглашались по итогам процедуры представительных выборов или вырабатывались представительными сообществами в ходе согласительной процедуры. Великая хартия вольностей, выборная монархия Германии, Швейцарская Конфедерация, итальянские города-государства и французские Генеральные Штаты – вот отдельные примеры и плоды этих процедур, которые вошли в апогей при возникновении демократического государства Нового времени [142]. Сегодня на Западе государство и профессиональные ассоциации, принимающие участие в создании правил, являются главным источником легитимности [DiMaggio, Powell, 1991b; Димаджио, Пауэлл, 2010; Scott 1995].

В мусульманском мире процесс, связанный с нормами легитимности, шел в противоположном направлении. Сначала правители легитимировались своей близостью к пророку. Позже легитимность правителя все больше и больше стала основываться на вере, т. е. стала зависимой от того, насколько правитель уважал, продвигал и распространял ислам. Провал в продвижении ислама легитимировал использование силы для низвержения правителя. Как заявил Аль-Маварди, один из наиболее влиятельных мусульманских юристов, умерший в 1058 г., не следует повиноваться даже халифу, если его приказы противоречат исламскому вероучению. Государство при этом обладало лишь ограниченной легитимностью в качестве интерпретатора шариата – исламского законодательства. В период зрелого Средневековья улемы, мусульманские богословы, стали почти единственными легитимными интерпретаторами шариата. Даже у халифа не было такой легитимности. С тех пор исламские правители с переменным успехом пытались создать подконтрольных государству улемов. Наибольшего успеха правители добились в своих попытках повлиять на правила, касающиеся наиболее важных предметов – например, налогообложения и фискальной политики (см.: [Sonn, 1990; Lewis B., 1991; Abou El Fadl, 2001; Crone, 2004; Kuran, 2005]).