Тэд Уильямс - Трон из костей дракона. Том 1

– Это песня ситхи. – Взгляд Бинабика показался Саймону странным и смущенным одновременно. – Но я плохо ее пою. Она про место, где первые ситхи погибли от рук Человека, где на землях ситхи люди с оружием в руках пролили их кровь. – Бинабик замолчал и махнул рукой Кантаке, которая носом толкала его ногу.

– Хиник айа! – сказал он ей. – Она чувствует запах людей и готовящейся еды, – пробормотал он, будто извиняясь.

– А что говорится в песне? – спросил Саймон. – Я про слова.

Необычное ощущение осталось, и ему все еще было не по себе, но одновременно говорило о том, насколько велик мир и как мало он видел даже в Хейхолте, где вечно царит суета. Он чувствовал себя таким маленьким, маленьким, маленьким, меньше тролля, который взбирался вверх рядом с ним.

– Я сомневаюсь, Саймон, что слова ситхи подходят для пения на языках людей – невозможно понять, правильно ли ты донес их мысль. А что еще хуже, язык, на котором мы с тобой разговариваем, не мой родной… но я могу попробовать.

Они шли молча некоторое время, Кантаке наконец наскучило ее занятие, или она передумала делиться своей волчьей радостью с неуклюжими людьми и скрылась за вершиной холма.

– Думаю, это самое близкое значение слов, – сказал Бинабик и скорее заговорил нараспев, чем запел:

Бинабик смущенно рассмеялся.

– Вот видишь, в исполнении тролля, неплохо владеющего топором, песнь воздуха обращается в бесформенный камень.

– Нет, – возразил Саймон. – Я не все понял в точности… но песня заставила меня… почувствовать… что-то.

– Тогда хорошо, – Бинабик улыбнулся, – но никакие мои слова не сравнятся с песнями ситхи, особенно с этой. Мне говорили, что она одна из самых длинных и печальных. А еще, будто бы ее сочинил сам герцог-король Ийю’анигато в последние часы своей жизни перед тем, как его убил… О! Смотри-ка, мы уже дошли до вершины!

Саймон поднял глаза и увидел, что они действительно почти добрались до конца длинного склона и перед ними открылся Альдхорт и бесконечное море жавшихся друг к другу верхушек деревьев.

«Не думаю, что он замолчал из-за этого, – подумал Саймон. – Мне кажется, он собирался сказать что-то, о чем не хотел говорить…»

– Как ты научился песням ситхи, Бинабик? – спросил он, когда они через несколько шагов оказались на широкой вершине холма, купавшейся в лучах солнца.

– Мы еще поговорим об этом, Саймон, – ответил тролль, оглядываясь по сторонам. – Вон там, смотри! Тропинка спускается к монастырю Святого Ходерунда.

Примерно на расстоянии броска камня ниже того места, где они стояли, прижимаясь к склону холма, точно мох, растущий на древнем дереве, на равном расстоянии друг от друга расположились двойные ряды ухоженного виноградника. Их разделяли горизонтальные террасы с закругленными краями, как будто земля здесь обрела свою форму давным-давно. Между кустами вниз по склону сбегали извилистые тропинки, под стать самим посадкам.

В долине, с одной стороны под охраной младшего кузена гор Вилдхельм, а с другой – темной границы леса, виднелись фермерские поля, разбитые в форме корзины с безупречной симметрией научного манускрипта. Дальше, едва различимые за вершиной холма, расположились маленькие постройки аббатства, простые, но ухоженные и в хорошем состоянии деревянные домики и огороженное забором поле, на котором сейчас не паслись овцы или коровы. Ворота, единственный небольшой движущийся предмет на огромном гобелене, медленно раскачивались на ветру.

– Иди по тропинке, Саймон, и очень скоро мы с тобой поедим, а может быть, попробуем монастырского вина.

Бинабик быстро зашагал вниз, и вскоре они с Саймоном уже шли через виноградник, а Кантака, недовольная медлительностью своих спутников, прыгнула вниз и перелетела через кусты, не потревожив ни одной ветки и не раздавив своими большими лапами ни одной ягоды.

Саймон смотрел под ноги, когда быстро спускался по крутой тропе, чувствуя, как скользят подошвы во время каждого длинного шага. И вдруг скорее ощутил, чем увидел какое-то присутствие впереди. Он подумал, что Бинабик остановился его подождать, и с мрачным видом поднял голову, собираясь сказать что-нибудь про милосердие к тем, кто не вырос в горах, но тут перед глазами у него возникло существо из кошмара, он закричал от ужаса, поскользнулся, плюхнулся на землю и съехал вниз по склону примерно на две длины руки.

Бинабик его услышал, обернулся, бросился обратно вверх по склону и вскоре обнаружил Саймона, сидевшего в грязи под большим потрепанным пугалом. Маленький тролль взглянул на криво висевшее на шесте чучело с грубо раскрашенным лицом, практически стершимся из-за ветра и дождя, потом посмотрел на Саймона, который сидел на тропе и облизывал ободранные ладони, но не стал смеяться сразу. Сначала он помог ему встать, ухватив маленькими, сильными руками за локти и поставив на ноги. Затем повернулся и снова начал спускаться по тропе, а Саймон стоял и сердито хмурился, прислушиваясь к долетавшим до него снизу приглушенным звукам веселья маленького тролля.

Он с мрачным видом стряхнул со штанов грязь, насколько это было возможно, и проверил два свертка за поясом – стрелу и манускрипт, чтобы убедиться, что они не пострадали. Бинабик не мог знать про вора, повешенного на пересечении дорог, но он видел ситхи, попавшего в ловушку лесника. Тогда почему тролль так развеселился, когда понял, что его испугало?

Саймон чувствовал себя ужасно глупо, но, когда снова взглянул на чучело, его невольно передернуло от нехорошего предчувствия. Потянувшись вверх, он ухватился за пустой мешок, служивший головой, грубый и холодный на ощупь, сложил его и засунул в бесформенный, сильно потрепанный плащ, болтавшийся на плечах, чтобы спрятать невидящие, тусклые глаза. И пусть тролль веселится.

Бинабик, который уже успокоился, ждал его на тропе чуть дальше. Он не стал извиняться, только погладил Саймона по запястью и улыбнулся. Тот улыбнулся в ответ, но не так широко, как тролль.

– Когда я был здесь три месяца назад, – сказал Бинабик, – по дороге на юг, мне довелось попробовать совершенно замечательную оленину! Братьям разрешено иногда, очень редко, охотиться на оленей в королевском лесу, чтобы позаботиться о путниках, проходящих мимо, ну и, конечно, для них самих. Ого, вот он… и дым поднимается!

Они свернули за последний выступ холма, и теперь ворота печально скрипели прямо под ними. Впереди и ниже по склону уже виднелись соломенные крыши аббатства. Плюмажи дыма действительно поднимались над ними тонкими завитками, которые ветер уносил к вершине холма, где они рассеивались в воздухе. Но дым шел не из трубы или специального отверстия.