Тэд Уильямс - Трон из костей дракона. Том 1

– Бинабик… – проговорил Саймон, удивление которого еще не превратилось в тревогу.

– Сгорело, – прошептал Бинабик. – Или догорает. Дочь Гор!.. – Ворота с грохотом захлопнулись и тут же распахнулись снова. – Страшный гость пришел в дом святого Ходерунда.

Саймону, который никогда прежде не видел аббатство, пожарище, окутанное дымом, казалось, оживило рассказ Бинабика про Поле Костей. Как и в те ужасные, безумные часы, проведенные в подземельях замка, он почувствовал, что жадные когти прошлого вцепились в него и толкают настоящее в темное место, где царят страх и сожаления.

От часовни, самого аббатства и хозяйственных построек осталась лишь окутанная дымом скорлупа. Обуглившиеся стропила, на которых полностью сгорела солома, лежали под невероятным весенним небом, точно почерневшие ребра, оставшиеся после пира голодного божества.

И повсюду, подобно разбросанным тем же божеством гадальным костям, лежали тела по меньшей мере двадцати мужчин, таких же безжизненных, как чучело на вершине холма.

– Камни Чукку… – выдохнул Бинабик, не сводя с них взгляда, и легко хлопнул себя по груди ребром ладони.

Он шагнул вперед и поспешил вниз по склону, на ходу снимая с плеча сумку. Обрадованная Кантака залаяла и принялась радостно прыгать на месте.

– Подожди, – еле слышным шепотом попытался остановить его Саймон. – Подожди! – громко позвал он тролля и бросился за ним. – Вернись! Что ты делаешь? Тебя убьют!

– Это произошло несколько часов назад, – крикнул Бинабик, не оборачиваясь.

Саймон увидел, что он наклонился над первым телом, до которого добрался, и тут же поспешил дальше.

Задыхаясь, чувствуя, как сердце отчаянно колотится в груди от страха, несмотря на очевидную правоту тролля, Саймон посмотрел на то же тело, когда пробегал мимо – мужчина в черной рясе, судя по виду, монах, лежал, уткнувшись лицом в траву. Из шеи торчала стрела, и мухи осторожно разгуливали по уже высохшей крови.

Через несколько шагов Саймон за что-то зацепился и упал, больно оцарапав ладони о гравий, которым была выложена дорожка. Когда он понял, обо что споткнулся, и увидел, как мухи снова садятся на уставившиеся в небо глаза, его мучительно, отчаянно вырвало.

Саймон отполз в тень каштана, там его и нашел Бинабик. Голова юноши безвольно болталась из стороны в сторону, когда Бинабик, точно заботливая и умелая мать, стирал пучком травы остатки рвоты с его подбородка. Запах бойни окутывал все вокруг.

– Это плохо. Плохо. – Бинабик мягко прикоснулся к плечу Саймона, как будто хотел убедиться, что тот действительно существует в реальности, затем сел на пятки и, прищурившись, посмотрел на последние красные лучи заходящего солнца. – Я не могу найти здесь никого живого. По большей части убиты монахи, одетые в рясы аббатства, но есть и другие.

– Другие?… – Из горла Саймона вырвался звук, похожий на бульканье.

– Мужчины в одежде путешественников… Из Фростмарша, наверное, они остановились здесь, чтобы переночевать, хотя их довольно много. У нескольких я видел бороды, и, на мой взгляд, они похожи на риммеров. Этого я не понимаю.

– Где Кантака? – слабым голосом спросил Саймон, который неожиданно для себя понял, что волнуется за волчицу, хотя из них троих ей наверняка угрожала наименьшая опасность.

– Бегает. Нюхает. Она очень возбуждена. – Саймон заметил, что Бинабик разобрал свой посох и засунул нож за пояс. – Я бы хотел понять, – проговорил Бинабик, глядя на поднимавшийся в небо дым, когда Саймон наконец сел, – что здесь произошло. Разбойники? Или что-то на религиозной почве – я слышал, такое нередко случается у вас, эйдонитов. Или нечто совсем другое? Очень интересно…

– Бинабик… – Саймон сплюнул. Во рту у него пахло, как от сапог свиновода. – Мне страшно.

Где-то вдалеке на удивление пронзительно и резко залаяла Кантака.

– Ты напуган. – Улыбка Бинабика была тонкой, точно веточка дерева. – И бояться тебе следует.

Хотя его лицо казалось ясным и спокойным, в глазах тролля Саймон видел потрясение и нечто сродни беззащитности. Это испугало его больше, чем все остальное. И было кое-что еще: намек на покорность, как будто Бинабик совершенно не ожидал стать свидетелем столь жутких событий.

– Я думаю… – начал Бинабик, когда лай Кантаки превратился в громкое рычание, вскочив на ноги. – Она что-то нашла, – сказал он и, с силой потянув изумленного юношу за запястье, поставил его на ноги. – Или что-то нашло ее…

Бинабик помчался в сторону звуков, и Саймон, спотыкаясь, поспешил за ним, а желание бежать прочь и страх метались у него в голове, точно летучие мыши. На ходу Бинабик засунул палец в трубку, Саймон понял – и это осознание наполнило его тяжелым, внушавшим ужас чувством, – что он приготовил дротик с черным наконечником.

Они пробежали по территории аббатства, прочь от сгоревших зданий, через сад, на сердитый голос Кантаки. Дождь яблоневых цветов падал на землю, ветер разгуливал на границе леса.

Меньше чем через десять шагов они увидели Кантаку, шерсть у нее стояла дыбом, а глухое рычание отозвалось у Саймона в животе. Она поймала монаха и заставила его отступить к стволу тополя. Несчастный держал в руках, высоко над головой, знак Дерева, как будто пытался призвать небесную молнию на злобного зверя. Несмотря на героическую позу, болезненная бледность лица и дрожавшая рука говорили о том, что он не рассчитывает на защиту молнии. Его широко раскрытые от страха глаза были прикованы к Кантаке, и он еще не видел Бинабика и Саймона.

– Эйдонис файелис экстуланин мей… – Толстые губы монаха судорожно дергались, розовый череп пятнали тени листьев.

– Кантака! – крикнул Бинабик. – Соса! – Кантака зарычала, но пошевелила ушами. – Соса айа!

Тролль стукнул себя по бедру пустым посохом, и громкий треск подхватило эхо. Кантака в последний раз зарычала, опустила голову и подошла к Бинабику. Монах, не сводивший глаз с Саймона и тролля, как будто они вызывали у него не меньший ужас, чем волк, слегка качнулся назад и плюхнулся на землю с ошарашенным выражением ребенка, который ушибся, но еще не понял, что собирается заплакать.

– Усирис милосердный, – наконец пробормотал он, когда тролль и Саймон быстро направились к нему. – Усирис милосердный, милосердный… – В выпученных глазах появилось дикое выражение. – Оставьте меня в покое, языческие чудовища! – выкрикнул он и попытался подняться на ноги. – Ублюдки, убийцы, язычники, ублюдки! – У него заскользила пятка, и он снова сел, бормоча себе под нос: – Тролль, убийца…

Лицо монаха начало розоветь, постепенно к нему возвращался нормальный цвет, он судорожно вздохнул, и у него сделался такой вид, будто он наконец решил заплакать.