Триша Левенселлер - Воительница Лихоземья

Вместо этого я рассказываю ему о своих сестрах. Их я по крайней мере могу вспоминать без горечи, лишь с острым желанием увидеться снова.

– Шесть дочерей! – восклицает Сорен. – Ваш отец наверняка безмерно вами гордится!

Сначала мне кажется, что парень шутит, однако потом я понимаю, что он говорит серьезно. Он на самом деле считает, что отец должен гордиться такой большой семьей.

– Он гордился бы, если бы мы были сыновьями, – слова вырываются у меня помимо воли.

– Не может быть! Ты очень хорошо описала сестер, и они все кажутся замечательными людьми.

– Так и есть, но отец просто одержим идеей о передаче своего наследия. Он считал меня своим последним шансом передать бразды правления деревней и продолжить воинскую династию. А я его разочаровала…

Я собиралась сказать «подвела», но на самом деле это не я его подвела. Меня подставили.

– Тяжело такое слышать, – шепчет Сорен. – Похоже, Торлон – отличный воин, но никудышный отец.

Я не ожидала услышать эти слова из чужих уст, но я сердцем чувствую их истинность.

– Да, я именно так его бы и описала. – Я внезапно замечаю, что солнце уже садится. – Мне пора возвращаться. Не следует оставаться без укрытия, когда стемнеет.

– Может быть, я сумею тебя убедить перебраться к нам с Айриком?

Я даже не пытаюсь смягчить отказ.

– Нет, – мой моментальный ответ почему-то кажется ему забавным.

– Ну что ж. Тогда не забудь свою корзинку, – он кивает в сторону плетенки с ягодами.

– Это твоя корзина.

– Значит, принесешь ее, когда разделаешься с содержимым.

Я с трудом удерживаю улыбку. Отлично разыграно, Сорен. Просто замечательно.

Мне как раз хватает времени расставить капкан и вернуться в свою маленькую крепость до наступления темноты. Корзину с ягодами я забираю с собой внутрь, чтобы голодный хищник их не учуял.

На следующее утро я иду проверить ловушку и убеждаюсь, что механизм сработал просто идеально. Металлические пластины цепко удерживают мертвого вальдезавра, который, должно быть, умер от потери крови.

Я также понимаю, что предупреждение Сорена насчет размещения капкана было крайне разумным.

Зираптор уже отгрыз моей добыче голову.

– Эй!

Зираптор разворачивается ко мне и облизывается. Затем поднимает морду и издает воинственный клекот. Я с размаха обрушиваю секиру прямо на разверстую пасть и сношу верхнюю часть головы хищника.

На всякий случай отрубаю остаток вторым взмахом, а затем осматриваю учиненный разгром. Мне удалось выбить монстру почти все клыки. Я поднимаю несколько с земли и внимательно разглядываю. Длиной с мой палец, но гораздо шире. Концы за-остренные, но я не рискую проверять насколько, так как они наверняка покрыты ядом. Если неосторожно задеть ими кожу, то я буду корчиться на камнях, потеряв контроль над телом.

Я ссыпаю клыки в карман. Отличная получится подвеска. Может, даже принесет мне удачу.

Затем мой взгляд падает на испорченное мясо, и я недовольно морщусь. Я открываю капкан, вытаскиваю небольшого вальдезавра и уже собираюсь выбросить его под куст папоротника, но останавливаюсь.

Мне приходит в голову идея, каким образом можно использовать отравленную тушу. Я привязываю ее к мешку, переставляю в другое место и снова устанавливаю капкан, а затем направляюсь к логову бога.

Со своего привычного места я наблюдаю за пещерой. Я уже поместила принесенного с собой вальдезавра на запланированное место. Сначала я переживала, что мертвое чудовище не сможет проникнуть за невидимый барьер, но после моего броска оно благополучно пролетело через преграду, не встретив сопротивления, и приземлилось внутри затененного устья пещеры.

Пераксоло не услышал глухого удара либо просто не стал выяснять его причину. Я понадеялась, что он далеко от входа и чем-то занят.

Что может бог делать в течение дня?

Пересчитывать драгоценности?

Нет, ведь он даже не забрал их с собой после возвращения со сбора Дани.

А может, он наслаждается болью и страданиями, которые причиняет смертным, забирая их последнее добро. Это больше похоже на правду.

Какое-то время я обдумываю возможность того, что он буквально питается болью людей. Если это так, то у меня явно не получится уменьшить источник его питания в ближайшие годы.

За все время моих тренировок терпение было единственным, в чем мне так и не удалось преуспеть. Я барабаню пальцами по коре дерева, разминаю шею и пытаюсь не зевать во весь рот.

Может, зирапторы уже научены держаться подальше от убежища бога? Сомневаюсь, что он вообще оставил в живых хоть одного хищника в лесу поблизости.

Как только эта мысль приходит мне в голову, мое терпение внезапно вознаграждено. Зираптор выходит из чащи, принюхиваясь. Он проходит по моим следам и приближается к невидимому барьеру.

Я задерживаю дыхание, но чудовище преодолевает преграду, даже не заметив.

Когда я сумела перебросить в пещеру вальдезавра, то подумала, что мертвая плоть не представляет опасности, поэтому сумела проникнуть внутрь. Но зираптор – опаснейший из хищников, однако свободно подходит к горе и даже прокрадывается в пещеру, чтобы добраться до оставленного мной мяса.

Раздражение перевешивает удивление. От чего тогда ограждает барьер? Что может означать тот факт, что опасные твари могут преодолеть его, тогда как у меня это не получается?

Из всего испробованного преграду не могу пересечь лишь я да мой топор.

Значит, барьер не пропускает внутрь лишь вооруженных людей?

Я внимательно осматриваю себя с ног до головы и перевожу взгляд на секиру.

Погодите-ка…

Я осмеливаюсь спуститься с дерева и направиться к преграде, однако перед линией деревьев я медлю, вспомнив, что зираптор по-прежнему в пещере. Я дожидаюсь, пока чудовище не насытится и не убежит прочь, пока ошеломительная идея так и ждет, чтобы ее проверили. Я не могу убить зираптора, пока Пераксоло может услышать звук сражения.

Когда монстр убирается, я осторожно приближаюсь к пещере насколько могу бесшумно, внимательно следя, чтобы ни один камешек не выскользнул из-под ног. Уверена, что это ненужная предосторожность, ведь зираптор громко клекотал внутри пещеры, а бог так и не вышел. Но я ничего не могу с собой поделать. Если Пераксоло меня поймает, то без всякого сомнения убьет. Ему незнакомо милосердие, никто никогда не рассказывал истории, как бог пощадил провинившегося. К тому же он дал мне слово так поступить. Я помню его обещание слишком четко.

Когда я подхожу к барьеру, то пробую изменить тактику. Я протягиваю руку, но не горизонтально, а вертикально, и когда натыкаюсь на преграду, сгибаю запястье. В этот раз пальцы свободно проникают внутрь, а рука до локтя – нет. Я проделываю то же самое с телом, нагибая в сторону пещеры голову.