Эмили Дункан - Жестокие святые

– Почему ты так боишься их? – спросила Надя. Она решила сосредоточиться на мелочах, чтобы не позволить ужасу поглотить ее заживо. – Потому что сбежал из армии?

Малахия перестал писать, закрыл глаза и что-то быстро прошептал на транавийском, но что именно, Наде не удалось разобрать. Горько рассмеявшись, маг повернулся к ней. Его бледные глаза переполнял страх:

– Потому что я сбежал от них.

Трое магов против двух десятков солдат, а у Серефина в запасе осталась лишь горстка заклинаний. В предрассветные часы по лагерю калязинцев у подножия склона бродило лишь несколько солдат.

Остия нетерпеливо вертела в руках пару зителок, пока Серефин аккуратно просматривал последние пять страничек. Если они столкнутся хотя бы с еще одним отрядом калязинцев по пути домой, то им не удастся легко отделаться.

– Что у тебя осталось? – тихо спросил Кацпер.

Он опирался на посох, к одному из концов которого было прикреплено острое, как бритва, металлическое лезвие.

Серефин показал Кацперу свою удручающе тонкую книгу заклинаний, и тот выбрал одно из них. Оно создавало огромное пламя, которое отвлечет солдат, пока Остия и Кацпер не убьют тех, кто не вскипит изнутри от магии Серефина.

Когда звуки борьбы стихли, Серефин спустился с холма. Остия с предвкушением рылась в рюкзаках с провизией.

– Не думаю, что нам придется останавливаться на границе, – сказала она.

– Будем что-то делать с телами? – поинтересовался Кацпер.

Серефин покачал головой, щурясь от утренних лучей.

– Нет. Пусть останутся на радость падальщиков.

Остия бросила Кацперу походный мешок, и он отправился к лошадям.

– Эй, а это что? – пробурчала Остия, заглядывая в одну из палаток.

Серефин последовал за ней и увидел, что она рассматривала книгу. На полу палатки лежала целая кучка таких. Остия быстро пролистала ее, а затем протянула ему и подняла следующую.

– Это транавийские книги заклинаний, – нахмурившись, сказала она.

Но все знали, что в Калязине сжигали книги заклинаний, которые снимали с тел убитых врагов. И старались как можно меньше прикасаться к ним.

– Но в некоторых из них есть приписки на калязинском, – заметила Остия.

Серефин пролистал книгу и остановился на странице, где на полях виднелись угловатые калязинские буквы. Он нахмурился. Записи представляли собой размышления о назначении заклинаний, записанных в книге.

«Ну, видимо, не все в Калязине так уж набожны», – подумал Серефин.

На одной из страниц он увидел что-то среднее между заклинанием и молитвой. Может, они пытались объединить их?

– И во всех есть такие записи?

Остия открыла еще несколько книг, пролистала их и кивнула.

– Возьми с собой несколько, – сказал Серефин. – Хочу получше их рассмотреть.

– Как думаешь, что это означает?

– Отчаяние. – Серефин перешагнул через тело офицера. – Калязинцы проигрывают войну. И уже сами становятся еретиками.

Границу они пересекли без проблем, и Серефин постарался успокоиться. Они забрались так далеко на север, что просто обогнули фронт. Но зато обнаружили, что граница пуста и никем не охраняется.

Словно война превратилась в рутину. Раньше этот участок границы хорошо стерегли, но с каждым днем требовалось все больше солдат на фронте. Серефин постарается не забыть и направить сюда роту, чтобы границы охранялись даже на севере. Калязинские войска могли с легкостью проникнуть в Транавию, воспользовавшись этим маршрутом через горы и болота.

– Не знаю даже, где ты ворчал больше, в Калязине или теперь, когда мы вернулись в Транавию, – сказала Остия.

Климат изменился не сразу, но было очевидно, что они уже не в Калязине. Ни на земле, ни на деревьях почти не лежало снега. И хотя все еще было холодно – долгая зима, опустившаяся на Калязин, задела и соседку, – это не шло ни в какое сравнение с ледяными калязинскими вет-рами.

К тому же тут шел дождь. А Серефин не очень любил путешествовать в такую погоду.

– Такова моя натура, – ответил он.

– И с этим не поспоришь, – пробормотала Остия.

– Я уже говорил, что ненавижу болота? – спросил Кацпер. – Раз уж мы жалуемся.

– Неправда, просто у Серефина любовь пожаловаться в крови. Все, что он говорит, нужно воспринимать как жалобу.

– Видимо, придется избавиться от вас обоих, когда мы вернемся в Гражик, – сказал Серефин. – Повеселитесь в Соляных пещерах.

Серефину тоже не нравилось, что придется ехать по болотам, но главные дороги будут забиты транавийской знатью, направляющейся в столицу. А ему хотелось как можно дольше избегать общения с аристократами. Это было единственное, что могло заставить его пожелать вернуться на фронт.

На транавийских болотах еще столетия назад выстроили деревянные мостки, без которых их было бы не пересечь. Серефин всегда считал, что фронт оставался на калязинской земле не потому, что транавийские войска сильны, а потому, что на территории Транавии слишком много воды. Любое сражение на болотах или озерах стало бы трудным и мучительным для обеих сторон.

К несчастью, здесь всегда царила темнота. Свет с трудом пробивался сквозь густую листву. Даже ходили легенды о злых духах, которые жили в темных чащобах, куда не проникал свет и куда не вели дощатые мостки. Например, Дзивожоне, болотной ведьме или плотоядной русалке. Или существах, которые выжидали во влажном воздухе, когда ничего не подозревающий путник отважится спуститься к водянистым могилам. В Транавии на каждом углу поджидало чудовище, готовое вас сожрать.

Они добрались до постоялого двора ранним вечером, умудрившись не привлечь к себе внимания всех немногочисленных путешественников, встретившихся им на пути. Не многие отваживались выбрать этот путь, боясь суеверий. В конце концов, проще всегда избегать этих мест, чем оказаться затянутым под воду русалкой и стать ее рабом.

Отправив Кацпера внутрь, Серефин снял свой отличительный знак и передал его Остии. Обычно он с удовольствием пользовался своим положением в таких захолустных постоялых дворах, но сегодня ему не хотелось привлекать к себе ненужного внимания. Шрам на лице и так говорил сам за себя. Стоило только пересечь границу Транавии, как его тут же узнавали. Оставалось надеяться, что его лицо достаточно грязное, чтобы он остался незамеченным.