Эмили Дункан - Жестокие святые

В нескольких метрах от нее лежала темная фигура. Поколебавшись, Надя с трудом поднялась и направилась к Малахии, не зная, что там найдет.

Но то, что завладело его чертами, исчезло. Сейчас перед ней лежал обычный, побледневший и потерявший сознание юноша. Он, как и она, был с ног до головы покрыт кровью, вот только Надя не заметила ни одной раны. Она опустилась на пятки и осмотрела его. У него были мягкие губы, величественный нос. Сейчас его лицо не вызывало безотчетную тревогу, а черты не казались резкими, скорее уж прекрасными. Надя отругала себя за такие мысли и за то, что заметила это сейчас. Ее лицо опалил жар. И тут она поняла, что не проверила, дышал ли он. Но как только она склонила голову к его груди, чтобы прислушаться к биению сердца, его черные как смоль глаза открылись.

«Убей его».

В мгновение ока она оказалась на спине, а сверху на нее навалился Малахия. С его губ сорвалось рычание, железные зубы заблестели на свету, а ледяные когти обхватили Надину шею.

– Малахия!

Чернота в глазах начала расползаться, возвращая бледно-голубую радужку. Посмотрев на Надю, он медленно убрал руки от шеи девушки. А потом, словно испуганное животное, отскочил назад, но запнулся и оказался в снегу в нескольких метрах от нее. На его лице явно читалось смятение. Но стоило ему осмотреться по сторонам, как оно сменилось беспокойством.

– Надя, – тихо произнес он.

Казалось, Малахия не ожидал, что они спасутся и выживут. Что он останется самим собой.

– Где мы? – сев, спросила Надя.

Она дотянулась до ворьена, валявшегося в снегу неподалеку. Но не стала прятать его в ножны.

Малахия осмотрел деревья.

– Понятия не имею. – Его голос прозвучал надломленно и неестественно.

У нее екнуло сердце.

– Поблизости есть Стервятники?

Малахия закрыл глаза и замер.

– Ну, только один, – усмехнувшись, тихо ответил он и открыл глаза.

Она стрельнула в него взглядом. Его улыбка тут же погасла, и Малахия откинулся назад на руки, словно не замечая холода. А вот Надя уже дрожала.

– Если это не сработало… Если мы бросили на погибель наших друзей… – Надя замолчала, когда паника сдавила ей грудь.

Если с Анной что-то случится из-за того, что она доверилась этому чудовищу, то Надя убьет его. Ей давно следовало это сделать. Она и сама не понимала, что ее сдерживало.

– Надя…

– Хватит, – перебила она. А затем встала и наставила на него ворьен. – Назови хоть одну причину, почему мне не следует тебя убить.

– Ты бы умерла, если бы не я, – сказал он, глядя на нее сверху вниз и щурясь от солнечных лучей, которые отражались от снега.

– Этого мало. Ты бы сам умер, если бы не я.

Он кивнул, не став возражать. Надя прижала кончик клинка к его подбородку, заставляя его сильнее запрокинуть голову.

– То, что я сделала, было ересью, – тихо сказала она.

– Но разве оно того не стоило? – с любопытством спросил он.

«Конечно, оно того не стоило». Каждый вдох, сделанный им, продлевал ее неподчинение своей богине. Да, они спасли друг друга, но это не означало, что Надя должна оставлять его в живых. Ее долг – избавлять мир от таких чудовищ, как он. Она потянулась вперед, чтобы прижать лезвие к его шее, перерезать артерию и покончить с ним. И в то же мгновение его ладонь легла поверх ее руки. Его светло-голубые глаза встретились с ее темно-карими глазами. Он не сопротивлялся, а повернул голову, чтобы посильнее обнажить горло.

– С моей кровью можно многое сделать, – пробормотал он. – Знаешь, ведь главное – сделать первый шаг. Самое сложное – пролить кровь. А уж использовать ее легко. Знаешь, что я понял, воспользовавшись твоей кровью? Ты обладаешь достаточной силой. Но станешь еще сильнее, если получишь еще и мою.

На нее накатило отвращение, и она отстранилась.

– Что ты?

Пожав плечами, Малахия поднялся на ноги. Надю нервировало то, насколько он был выше ее. Ее голова едва доходила ему до плеча. Ей больше нравилось, когда он находился у ее ног.

Надя заставила себя остаться на месте, когда Малахия шагнул к ней, а затем поднял руку – которая уже не дрожала от напряжения, – обхватил ее подбородок и встретился с ней взглядом. Она тут же ощутила, как холодные железные когти оцарапали ее кожу, хотя они отсутствовали на его руке, а кожа и вовсе оказалась теплой. Он молча всматривался в ее лицо, а она разглядывала его в ответ, чувствуя, как стихало отвращение, пока она пыталась понять, что же остановило ее от убийства. На его темных спутанных густых волосах, которые он небрежно откинул с лица, виднелись запекшаяся кровь и снег, что придавало ему еще более дикий вид. В ней проснулось любопытство, причину которого она и сама не понимала. Наде всю жизнь прививали отвращение к мерзости – а он был худшим из ее проявлений, – но при этом он был… обычным юношей.

Юношей, чья рука все еще удерживала ее подбородок. И сейчас Надя разрывалась между желанием вырваться и желанием прижаться щекой к его ладони, потому что от нее исходило тепло, а она замерзла.

– Надежда Лаптева, – задумчиво произнес он.

Когда Малахия впервые назвал свое имя, ей показалось, что он затягивает ее в какую-то темную бездну, из которой ей никогда не выбраться. И сейчас Надя ощутила нечто подобное.

Но тут же отмахнулась от этого чувства.

– Что? – раздраженно спросила она

Не так давно Надя видела, как он превратился в чудовище, и теперь злилась на себя за произошедшее и на него за то, что он так странно себя вел.

– Возможно, ты именно та, кто нужен этим странам, чтобы прекратить войну, – сказал он, а затем опустил руку, и ей почему-то стало холоднее без этого прикосновения. – Но в то же время ты можешь вбить последний клин между ними.

Серефин ненавидел, когда Остия оказывалась права, но наутро в отличие от остальных его действительно мучило похмелье. К ее чести, она молча протянула ему бурдюк с водой, а в ее улыбке почти не было самодовольства.

– Большим дураком я вчера себя выставил? – спросил он, как только постоялый двор скрылся из виду.

– Ты обещал Фелиции Кривицки все западные земли в качестве свадебного подарка, – сказал Кацпер.

Серефин прищурился. Вчерашний вечер расплывался в тумане, но он практически не сомневался, что это ложь.

– Все прошло хорошо, – заверила Остия. – Временами ты становился слишком Серефином, но в целом вел себя вполне прилично.