Эмили Дункан - Жестокие святые

Изак помрачнел, и в темных уголках зала заклубилась сила.

Малахия вновь повернулся к Серефину.

А он вытащил кинжал из-за пояса и провел по предплечью, оставляя тонкий разрез. Звезды над его головой вспыхнули ярче. Увидев это, Малахия поднял руку и прикоснулся к одному из порхающих мотыльков железными когтями.

– Интересно, – пробормотал он.

А затем он исчез, а темнота чернильным туманом хлынула на Серефина.

«И теперь мне предстоит противостоять магии отца, которую я не понимаю, с помощью собственной силы, которую я также не понимаю», – мрачно подумал Серефин.

Черный Стервятник возник на троне и небрежно провел пальцем по кубку на подлокотнике. Девушка-клирик поднялась на ноги и схватила кинжал, который лежал в нескольких шагах от нее.

Что ж, пришло время проверить, на что теперь он, Серефин, способен.

Малахия закрыл глаза и запрокинул голову, подставляя горло Наде.

– Неужели я совершила ошибку, не убив тебя? – прошептала она, чувствуя, как срывается голос и слезы жгут глаза.

– Почти наверняка. – Его рука сжала подлокотник трона, а глаза полыхнули ониксом.

Надя подняла голову и увидела, как все Стервятники, что предали Малахию, попадали на пол. Она с шипением выдохнула и прижалась лбом к его лбу.

– Что ты наделал?

– Не существовало иного способа остановить это, – прохрипел он. – Это все было предопределено давным-давно. И все равно должно было случиться.

– И ты вернулся, чтобы увидеть свою великую победу, – процедила она сквозь зубы. – Приведя девушку-клирика – ее помощь может понадобиться, – пусть понаблюдает, как падет ее царство.

На его лице промелькнула боль.

– Неужели мы такие разные, Надя? – Он поднял руку с длинным когтем и прижал большой палец к ее губам. – И ты, и я жаждем свободы. Силы, права выбора. Мы оба хотим, чтобы наши страны выжили.

Несколько Стервятников с трудом поднялись на ноги. Париджахан выскользнула из тени и атаковала их. Серефин уже не мог противостоять силе своего отца.

– Мы оба знаем, что мы единственные, кто может спасти наши государства, – продолжил он ласковым голосом.

Подрагивающий клинок заскользил по его горлу, оставляя после себя неглубокий порез. По бледной коже потекли алые струйки. Малахия замер, не сводя с нее светло-голубых глаз.

Какой же наивной оказалась Надя. Она прислушивалась к голосу сердца, который нашептывал ей, что юноша с очаровательной улыбкой и нежными руками не собирался причинять ей зла. А ведь его окутывала аура опасности, которая волновала ее кровь, но она верила, что он желал ей добра. Ложь, ложь, ложь.

Они все следили за королем Транавии, но, наверное, им следовало все это время не сводить глаз с Малахии.

– Ты поможешь мне остановить это, – сказала она.

Но ответа так и не дождалась.

– Я разрушу все твои тщательно продуманные планы и добьюсь своего.

– Ничего не получится, – наконец, сказал он. – Видишь ли, все взаимосвязано.

Его слова не имели смысла, и она их не понимала. Ее сердце, разлетевшееся на кусочки, колотилось о ребра. Он – чудовище, тьма в облике юноши. И Надя не знала, что ему сказать.

Вместо этого она отвела кинжал от его горла, наклонилась и провела пальцами по его запястью. Подняв его руку повыше, она вырезала на его ладони ту же спираль, что и у себя. Малахия зашипел, когда она прижала кулон к ране и сжала его руку, переплетая их пальцы.

– Я могла бы многое сотворить с такой кровью, как у тебя, – прошептала она, слегка касаясь губами его уха. – И хочу, чтобы ты знал: некоторым богам нужна кровь.

Его глаза становились то светло-голубыми, то цвета оникса, подбородок опустился вниз, а губы растянулись в улыбке:

– Вот ты и поучаствовала в ереси.

Надя почувствовала, как в нее хлынула его черная, ужасающая сила, ноя и бурля, словно яд. Но она приняла эту тьму, позволяя смешаться со своим источником света и божественности.

– Ты вкусила настоящую силу, towy dzimyka, – пробормотал Малахия. – Что ты станешь с ней делать? – Он тихо рассмеялся, а затем надел кулон ей на шею и провел залитым кровью пальцем по ее щеке. – Что ты станешь делать с этой свободой?

Она посмотрела на него, на этого сломленного, лживого и ужасного юношу, который начал эту катастрофу, чувствуя, как опьяняла его сила. А затем склонилась чуть ниже, так что ее губы оказались мучительно близко от его губ. Ее глупое, наивное сердце кричало, чтобы она простила его и в этот раз, дала ему еще один шанс, но он этого не заслуживал.

– Я собираюсь спасти этот мир от монстров вроде тебя.

– Что ж, не упусти свой шанс.

Прижавшись напоследок губами к его виску, она отстранилась и повернулась к залу. Серефин с окровавленной головой стоял на коленях, сгорбившись от боли и изо всех сил упираясь в пол руками, чтобы удержаться от падения. На плитке вокруг него лежали мертвые мотыльки, а звезды вокруг головы начали гаснуть.

Надя проделала еще одну дыру в завесе. Она не разорвала ее полностью, пока не разорвала, но все же смогла ощутить присутствие Маржени. Ее ярость, ее лед, ее гнев. И Наде потребовалось лишь сплести две силы внутри – свою и силу чудовища, – а затем превратить их в то, что она могла использовать. На одно ослепительное, ужасающее мгновение в ее голове зазвучали священные слова. Она видела лишь белый свет, слышала лишь звон божественных колокольчиков, а во рту ощущала лишь медный вкус крови.

Изак Мелески повернулся к ней, и на Надю обрушился сокрушающий, мучительный вес его магии. Сила этого человека вселяла ужас в сознание Нади. Но она видела настоящие ужасы, и уже мало что могло ее напугать.

Вскинув ворьен, она потянула через него силу из небес, а затем обрушила порожденное внутри пламя в пол, и огненные змейки, окрашенные тьмой, заскользили к королю. Но стоило им коснуться Изака, как он попятился и обрушил на Надю еще больший ужас.

Она с легкостью отмахнулась от него, а на ее пальцах вспыхнул свет. Надя призвала ослепительный столб силы сквозь завесу с небес и обрушила ее на короля.

На мгновение ей показалось, что он повержен. Но тут ее так сильно сдавила его сила, что ей пришлось отступить.

От этого давления в ее глазах полопались кровеносные сосуды. Кровь полилась из носа, из глаз и даже из ушей.

Она умирала.

Когда отец отвернулся, Серефин с трудом протолкнул воздух в легкие. Он хрипел и откашливался кровью, но все же заставил себя подняться на ноги.

Девушка-клирик застыла на месте. Ее голову окружал белый свет – практически нимб, – но все же в ней ощущалась какая-то тьма. Ее тело дрожало, а кровь стекала вниз, словно вода. Серефин шагнул вперед, но его колени подогнулись. У него практически не осталось сил, и лишь несколько мотыльков порхало вокруг него, не осталось даже капли крови. Он иссяк.