Эмили Дункан - Жестокие святые

Словно тень, аколийка, которую Серефин видел с девушкой-клириком, скользнула в центр комнаты. Ее замах превратился в размытое пятно, и он с трудом осознал, что она сжимала кнут. Кожаный язык ударил Изака Мелески прямо в висок, отчего тот сбился.

– Надя! – закричала аколийка, когда король повернулся к ней.

И тут же сжалась под его взглядом.

Серефин посмотрел на Малахию, который с бесстрастным видом наблюдал за происходящим со своего трона, подперев подбородок рукой. Он обладал огромной силой и ничего не делал. Ненависть опалила вены Серефина. Он знал, что Черный Стервятник опасен, но все же тешился глупой надеждой, будто тот его союзник, хотя на самом деле был лишь еще одним монстром.

Надя вытянула руки и разорвала хватку короля. А он не сводил взгляда с Париджахан, терзая ее. Надя обхватила залитой кровью ладонью кинжал и призвала силу. В мгновение ока оказавшись на другом конце комнаты, она возила клинок в спину Изака Мелески.

Божественные чары, магия крови и что-то еще, что-то совершенно иное. Силы, которые нельзя объединять. Силы, достаточно могущественные, чтобы разрушить того, кто ими владеет. Магия и чары, которые настолько противоположны, что владей ими другой человек или соединись они при других обстоятельствах, то уничтожили бы друг друга еще до того, как их связали бы в мощном заклинании.

Но Надя владела божественными чарами, соприкасалась с магией Малахии, познакомившись с ее сущностью, какой бы темной она ни была, и хорошо знала свою собственную магию.

Собрав все воедино, Надя направила силу через клинок в тело короля. Это сразит даже бога.

Он дернулся. Его тело сотрясла дрожь.

Надя вытащила клинок и в смиренном ужасе уставилась на него, а затем вновь вонзила в короля. Ее колени подогнулись, и она рухнула на пол. Париджахан сжалась рядом с ней, в уголках ее губ блестела кровь.

Собор погрузился в тишину.

Но вскоре ее разорвал гулкий звук шагов по мраморному полу. Надя с трудом приподняла голову и увидела, как к ним приближается Малахия с кубком в руке.

На его лице отразилось странное выражение. Глаза остекленели, а на висках блестел пот. Он с трудом сглотнул, и на мгновение его взгляд метнулся к Наде, но Малахия так быстро отвел его, что она подумала, будто ей показалось.

– Спасибо, – ласково сказал он. – Я и не думал, что это сработает. Понимаешь, на этом пути возникало столько препятствий, и столько событий могли все изменить, но тебе удалось сделать то, на что я очень рассчитывал.

Застыв, Надя молча наблюдала, как Малахия пнул безвольное тело короля, чтобы было удобнее наполнить его кровью кубок.

– Нет… – выдохнула она.

И попыталась встать, чтобы выбить кубок и остановить Малахию, но у нее ничего не получилось. Ее конечности отказывались слушаться, и она с ужасом смотрела, как Малахия поднял руку, медленно крутя кубком и омывая его стенки кровью.

– Малахия, пожалуйста, – с трудом выдавила Надя.

Она почувствовала, как Рашид коснулся ее плеча, а затем он подошел к Малахии.

Подняв вторую руку, Малахия прижал железные когти к груди Рашида, не сводя глаз с кубка.

– Не пытайся остановить меня, – спокойно сказал он, а затем медленно поднял голову и посмотрел в умоляющие глаза Рашида. – Пожалуйста.

– Это ничего не изменит, Малахия, – сказал Рашид.

– Ты ничего не понимаешь, – отрезал тот. – Этого… – он указал на короля, – недостаточно, чтобы остановить войну. Калязинские боги сожгут Транавию дотла, как и собственную страну. Я не могу этого допустить. И не стану.

– Это не поможет.

Надя с трудом поднялась на ноги и шагнула к Малахии, а затем обхватила его пальцы и кубок. Рука Малахии дрожала.

– Ты этого хотел? – тихо спросила она. – Вся эта ложь, все эти планы? – В этот момент она ясно поняла, что он хотел смерти Серефина, чтобы полностью уничтожить династию и занять трон самому. – Ты думаешь, что так спасешь наши страны, – прошептала она в ужасе. – Малахия, прошу тебя. Это лишь приведет к еще большим жертвам. Боги не такие.

– Надя, я показал тебе свободу. И ты знаешь, что сейчас произойдет. – Его тон изменился, и в нем зазвучало обвинение. – И знала все это время.

Так и было. И она собиралась пожертвовать Транавией, чтобы спасти Калязин. Но ей дали божественное поручение, а транавийцы были еретиками. Только он ошибался. Не так все должно было закончиться.

– Я стану могущественнее, – сказал он, и в его голосе послышались нотки безумия. – Разве ты не понимаешь? Я же говорил тебе.

Она удивленно моргнула. А ведь он и правда говорил. О том, что династия Мелески должна быть свергнута. Что от богов нужно отречься.

А она слишком увлеклась им, чтобы сложить все воедино. Надя протянула руки и запустила пальцы в его волосы по обе стороны от головы, а затем сжала их в пальцах.

– Неужели мы такие разные, Малахия? Все кончено. Отступись. Это уничтожит тебя.

Черный Стервятник покачал головой.

– Я ждал этого слишком долго. – Он опустил голову, а взгляд стал отстраненным. – Зачем отступать, если можно пойти дальше? Зачем позволять сжигать Транавию дотла, если я могу спасти ее?

Его костяшки побелели, когда пальцы сильнее стиснули кубок. Оттолкнув ее, он поднес кубок к губам и осушил его одним глотком.

«Нет».

Сердце Нади сбилось с ритма и заныло. Она чувствовала, как магия Малахии продолжала гореть в ней. Что он натворил? Она отступила назад.

Малахия вздрогнул, и кубок выпал из его ослабевших пальцев. Голова запрокинулась назад, а кадык дернулся, когда он попытался сглотнуть. Лицо исказилось в гримасе. Из уголков глаз и губ потекла кровь.

Железные когти, железные зубы, черные извилистые рога, которые появились в его длинных волосах. Огромные, покрытые перьями и залитые кровью крылья прорезались из его спины. Светлые глаза превратились в два оникса.

Физические изменения, которые выжгли в теле его сородичи. Зачем отступать, если можно пойти дальше?

А что дальше? Там ждала сила настолько губительная, что Надя через ужасную нить, связывающую ее с Малахией, почувствовала, как та пожирает ее тело. На глазах вены под его бледной кожей почернели от яда.

Это была сила богов – нет, намного хуже, чем любая божественная сила, с которой соприкасалась Надя. Это было что-то ужасное и жуткое, скручивающее его тело и сжимающее душу. Высасывающее остатки человечности, чтобы заменить ее на что-то свирепое и безумное.