Маргарет Роджерсон - Магия ворона

– Конечно, есть. Я ведь…

– Да, знаю. Ты принц. Проехали. – У меня возникло чувство, что термин «критическое мышление» он слышал в своей жизни впервые. – Другие правители об этом что-нибудь говорят? – настаивала я.

Он сорвал с головы корону и взъерошил волосы.

– Почему это вообще так для тебя важно? – воскликнул он с досадой.

– Почему это… – Я остановилась. Он сделал еще несколько шагов и обернулся, когда заметил, что я отстала. – Почему? Потому что, вероятнее всего, волшебное чудовище из летних земель убило моих родителей. Потому что такое же чудовище чуть не прикончило меня, причем дважды. Потому что они продолжат убивать людей, пока кто-нибудь не выяснит, что происходит. Ну, знаешь… совершенно глупые, ничтожные, человеческие причины.

Он замер. Лицо его мгновенно стало каким-то несчастным, но я сжала кулаки. Я не хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым и просил прощения; я хотела, чтобы он меня понял.

– Мы не говорим о таких вещах, – наконец ответил он. – Совсем. Потому что не можем. Не можем думать о таких вещах. Даже этот разговор между нами смертельно опасен.

Запретные слова подступили к горлу, как желчь. Вздрогнув, я заставила себя проглотить их.

Грач не нес ответственности за появление волшебных чудовищ. И хотя то, что я вообще оказалась сейчас в лесу, было полностью на его совести, прошлой ночью он чуть не погиб, защищая меня. Этого я не могла отрицать. Он сутулился в своем оборванном тряпье; корона дрожала у него в руках. Ему было трудно дышать. Этот спор, очевидно, утомил его.

– Извини, – проворчали мы одновременно.

Удивленная улыбка приподняла один уголок его рта. На этот раз настал мой черед отводить взгляд. Я глубоко вздохнула, готовясь задать еще один вопрос, прежде чем мы бы продолжили путь.

– Нам нужно поговорить еще кое о чем. О том, что ты сказал вчера ночью.

– Терпеть не могу, когда люди говорят такое, – пробормотал он. – Сразу ясно, что хорошего не жди.

– Грач. Ты ведь больше не собираешься вести меня на суд, верно? Ты передумал.

Не знаю, какой реакции я ожидала. Возможно, я предполагала, что принц вздернет нос и заявит: «Ты думаешь, что способна постичь ход мыслей принца?». Но вместо этого он отвел глаза и принялся неловко вертеть в руках свою драгоценную брошь.

– Я понял, что я… совершил ошибку, – признался он. – Ты скомпрометировала меня ненарочно. Твое Ремесло… то, что ты сделала… – Он отчаянно подыскивал слова, но не мог описать то, чего толком не понимал. – Когда я отправился за тобой в Каприз, – продолжил он, – я никому не сообщил о своих планах. В осеннем дворе нас никто не ждет. Когда я смогу исцелиться, я верну тебя домой.

Колени у меня подкосились, и мне пришлось схватиться за ближайшее дерево. Меня ждал путь домой. Домой! К Эмме и близняшкам, к теплому и безопасному дому, наполненному запахом льняного масла, к работе, по которой я уже так сильно скучала. Но в то же время – к бесконечному лету и неизменной рутине – жизни, которая ползла мимо под бесконечную трескотню кузнечиков на пшеничном поле. В прошлом остались бы чудеса осенних земель. Мое сердце взмыло к небу и рухнуло вниз, как птица, сбитая штормом. От таких мыслей голову будто разрывало на части. Но что мне было делать? Как остановиться?

И что такого случилось, что Грач, наконец, осознал мою невиновность?

Я смерила его взглядом. Выражение его лица было невозмутимым; но пальцы продолжали теребить брошь, а взгляд все мрачнел и мрачнел. От этого мое волнение только усилилось.

– А как же ты? – спросила я. – Твоя репутация? Что ты будешь делать дальше?

Он вернул себе самообладание и ответил:

– Я придумаю какой-нибудь… – И вдруг замолчал, стиснув челюсть. – Давай не будем об этом, – странно закончил он. – Видишь тот холм впереди? Когда мы доберемся до вершины, то снова будем в осенних землях.

Я прищурилась, вглядываясь вдаль. Холм ничем особенно не отличался от леса, окружающего нас сейчас. Раздумывая над этим, я вдруг поняла, почему Грач не смог закончить ту фразу, остановился на полуслове.

Это была ложь.

ПОДНЯВШИСЬ на холм, мы снова оказались в окружении осеннего пейзажа. Я медленно огляделась. Со всех сторон был только лес, окрашенный в нежные бело-золотые оттенки; медленно покачивались березы. Я сделала шаг назад, но летние земли как будто испарились.

– Какой-то бред, – пробормотала я.

Грач не слышал меня. Он прислонился к первому же осеннему дереву, которое встретилось нам на пути, и стоял возле него, похожий на огородное пугало в своем разодранном плаще. Его глаза были закрыты; облегчение буквально было написано у него на лице. Я была рада этому. Наш последний разговор, кажется, совершенно лишил его сил – он еле смог забраться на холм.

Я ждала, пока он придет в себя, почти час. Сидела, пыталась прилечь, но листва щекотала шею, и в такой уязвимой позе не получалось расслабиться. Страхи и сомнения, вопросы и желания роились у меня в голове; грязная одежда заставляла кожу неприятно зудеть, а пахло от меня так, что я чувствовала, что если не найду способ отвлечься, то просто сойду с ума. Я поглядывала на Грача, но он все еще не двигался.

Наконец, решилась к нему подойти.

– Я слышала рядом плеск воды, – сказала я. – Пойду поищу реку. Я хочу пить, и мне надо вымыться.

Я не думала, что принц ответит; но глаза его слегка приоткрылись, и он смерил меня рассеянным взглядом, как будто в трансе. Я вздрогнула. Казалось, что на меня смотрит не живое существо; в его глазах не было смысла, как будто это не Грач, а сам лес разглядывал меня.

Потом он моргнул, и морок развеялся.

– Следуй за мной. Здесь безопаснее, чем в летних землях, но одной тебе все равно ходить не стоит. – Он прищурился. – Ты изрядно запачкалась, – добавил, как будто только это заметил.

– Спасибо. Стараюсь тебе соответствовать.

Возмущение не помешало ему ответить привычной любезностью.

– Не стоит благодарности, – неохотно буркнул он. Шатаясь, Грач спустился по склону и опустился на колени на мшистом берегу ручья, разглядывая собственное отражение. Я тем временем приметила в стороне куст жимолости, за которым могла бы укрыться: планировала прополоскать одежду и развесить ее на ветках, чтобы дать просохнуть. Я могла сколько угодно мыться сама, но это принесло бы мало утешения, если бы мое платье так и осталось жестким, как старый холст, от налипшей грязи и конского пота.

– Все это время мои внешние чары не действовали, – раздался позади меня голос Грача. Фраза прозвучала вопросительно. Я обернулась. Он смотрел на свое отражение в ужасе.

– Ну да. – Я не знала, что еще ответить. – С тех пор как тебя ранил Могильный Лорд. Или нет, немного позднее. Когда ты убил его и потерял сознание.