Сара Маас - Башня рассвета

Несарина развернулась. Скользя на обломках, она побежала к Кадаре и Сартаку. Принц видел расправу над птенцом и требовал, чтобы Кадара поднялась в воздух.

Сильная рукка, способная часами летать без устали, безуспешно пыталась взлететь.

– Улетай! – орал на нее Сартак.

С пугающей медлительностью рукка встала на лапы, задев поцарапанным клювом кусок сланца.

Чувствовалось, что она может упустить драгоценное время и не успеет взлететь. А за соснами, опутанными паутиной, мелькали тени. И они приближались.

Несарина убрала меч и взялась за лук. Стрела дрожала, когда она целилась сначала в столб, за который уволокли птенца, потом в деревья, до которых было не менее трехсот локтей.

– Улетай, Кадара, – просил свою рукку Сартак. – Поднимайся в воздух!

Как она полетит в таком состоянии? Если и поднимется, то сумеет ли нести на себе всадников?

За спиной Несарины зашелестели обломки сланца. Звук доносился из каменного лабиринта.

Их поймали в сеть, чтобы затем атаковать с двух сторон.

В кармане зашевелился Фалкан, пытаясь вылезти. Несарина плечом загородила карман, нажав посильнее.

– Еще рано, – шепнула она. – Не сейчас.

Его магическая сила заметно уступала силе Лисандры. На этой неделе Фалкан несколько раз пытался обернуться рукком. Увы, обличье крупного волка было пределом его возможностей. На большее магии оборотня не хватало.

– Кадара…

Из-за деревьев вылезли первые пауки. Такие же черные и гибкие, как их соплеменница, убитая Кадарой в развалинах Эйдолонской башни.

Несарина выстрелила.

Паучиха с отвратительным криком повалилась на спину. Стрела угодила прямо в глаз. Несарина тут же вложила еще одну стрелу, отступая к Кадаре. Та попыталась расправить крылья и закачалась.

– Улетай! – снова закричал Сартак.

Ветер трепал волосы Несарины, разбрасывая груды осколков. Земля затряслась. Несарина не решалась обернуться. Ее внимание было поглощено второй паучихой, вылезшей из-за сосен. Несарина отпустила тетиву. Пение стрелы потонуло в хлопанье крыльев Кадары. Тяжелом, болезненном, но равномерном.

Несарина все-таки обернулась. Кадара поднималась в воздух – напряженно взмахивая крыльями и вихляя. Рукка торопилась преодолеть узкий проход. С перьев капала кровь, сыпались обломки сланца. В это время на склоне горы, почти возле вершины, появился харанкай. Тварь согнула лапы, намереваясь прыгнуть рукке на спину.

Несарина выстрелила вслед за Сартаком. Обе стрелы попали в цель: первая поразила глаз, вторая застряла в разинутой пасти паучихи.

Паучиха с воплем покатилась вниз. Кадара дала крюк, облетая ее, и чуть не врезалась в гору. Паучья туша упала в каменный лабиринт. Главное – Кадара была уже в серых небесах, изо всех сил хлопая крыльями.

Сартак повернулся к Несарине. Они оба смотрели на сосновый лес. Оттуда с шипением вылезло пять-шесть харанкаев.

У принца кровоточили раны. Он хрипло дышал, но это не помешало ему схватить Несарину за руку и шепнуть:

– Бежим.

И они побежали. Не к лесу, а в сумрак извилистого прохода между горами.

В Аксарский оазис Шаол отправился уже без постромок. Ему выделили черную кобылу по кличке Фараша. В переводе с халхийского это имя означало «бабочка». Еще во дворе, перед тем как тронуться в путь, Шаол убедился, насколько имя не соответствует характеру лошади.

Фараша была кем угодно, только не бабочкой. Она кусала удила, сердито била копытами и мотала головой. Словом, испытывала терпение Шаола, пока участники поездки неторопливо собирались и усаживались на своих лошадей. Слуги отправились в оазис днем раньше, дабы подготовить лагерь.

Шаол предполагал, что дети хагана дадут ему самую норовистую лошадь. Пусть и не жеребца, но не менее свирепое животное. Фараша и родилась свирепой. В этом он был готов побиться об заклад.

Но только пусть эти принцы и принцессы не ждут, что он сдастся и попросит другую лошадь, от которой будет меньше хлопот его спине и ногам.

Ириана хмуро поглядывала на Фарашу, поглаживая черную гриву своей гнедой. Обе лошади были красивыми, однако не шли ни в какое сравнение с потрясающим астерионским жеребцом, которого минувшей зимой Дорин подарил Шаолу на день рождения.

Праздник из иного времени и иной жизни.

Знать бы, что́ сталось с тем благородным конем? Шаол даже имени ему придумать не успел. Словно где-то в глубине души знал, сколь мимолетными окажутся те несколько счастливых недель. Остался ли жеребец в королевских конюшнях? Или приглянулся кому-то из ведьм? Самое страшное, если их жуткие драконы попросту сожрали коня.

Наверное, потому Фараше и было ненавистно само его нахождение в седле. Чуяла кобыла, что где-то на севере он бросил верного друга, и хотела ему отомстить.

Хасара дважды объехала вокруг Шаола на белом жеребце, сообщив ему, что эта порода – боковая ветвь астерионских лошадей. Утонченные очертания клиновидной головы и высокий хвост наглядно свидетельствовали о фэйском наследии. Но муникийских лошадей выводили для передвижения по пустыням. Идеальные животные для песков, через которые сегодня поедут участники празднества, и степей – древней родины хагана. Принцесса даже указала на небольшое утолщение между лошадиными глазами (на халхийском оно называлось джибба), говорившее об особом устройстве пазух. Это позволяло муникийской породе свободно дышать и неутомимо передвигаться по сухим, бесплодным пустыням континента.

Не преминула Хасара похвастаться и скоростью муникийцев. Не такой, как у астерионцев, нехотя призналась она, но достаточной.

Ириана слушала небольшой урок принцессы с бесстрастным лицом (она очень старалась). Пока есть время, проверила, надежно ли закреплена трость Шаола у нее за седлом. Затем освоилась с одеждой, которую для нее приготовили.

Шаол надел свой всегдашний зеленовато-голубой камзол и коричневые штаны. Ириана временно отказалась от платья.

Стараниями Хасары ее нарядили в белое и золотистое. Длинная блуза достигала колен, открывая тонкие свободные шаровары, которые были заправлены в высокие коричневые сапоги. Пояс перехватывал ее тонкую талию, а на груди висела сумка, расшитая золотыми и серебряными нитями. С волосами она ничего делать не стала, лишь убрала в пучок, однако служанки ухитрились вплести туда золотистые нити.

Женщина, прекрасная словно восход.

Участников празднества собралось человек тридцать. Никого из них Ириана толком не знала. Хасара не сочла нужным приглашать кого-либо из целительниц Торры. По двору с веселым тявканьем носились быстроногие гончие, так и норовя прошмыгнуть под копытами лошадей караульного отряда. В оазис компанию сопровождали не менее десятка гвардейцев. Им муникийские лошади не полагались. Правда, бывшие сослуживцы Шаола позавидовали бы и таким лошадям – их собственные заметно уступали этим. Но муникийцы отличались обостренным чутьем. Казалось, они улавливали каждое произнесенное слово.